На «Млечном» было темно и тихо.
Ревье, потоптавшись возле двери в каюту Кайли и не услышав оттуда ни звука, решил, что беглянка на самом деле заснула. Он отправился на камбуз, откуда доносились голоса команды.
— О, кэп! Спит?
— Видимо, я не стал беспокоить.
— Правильно. Утром сама выйдет, — согласился Торвис. — Почему Дея?
— Первое имя, которое на ум пришло, — пожал плечами Ревье. — Не могу объяснить, почему мне не захотелось называть ее настоящим. Возможно, подсказала интуиция — не нужно, чтобы они обратили внимание, что имя поммеха и вдовы предыдущего правителя странным образом совпадают. Уж больно дотошно рей о той выспрашивал.
— Да, я тоже заметил, что у него повышенный интерес к правящим Домам Сонора и Даластеи, — согласился Гест. — Так что на самом деле случилось с нашей девочкой?
— Сложно сказать, но точно не отравление кислородом, — Ревье потер подбородок. — Мне она сказала, что так подействовал на нее ребенок Сагара и Мицури. Мол, он почти такого же возраста, каким был бы сейчас ее погибший мальчик.
— О…
— Мать можно понять…
Мужчины помолчали некоторое время, потом капитан рывком встал и скомандовал:
— Все по койкам, подъем с рассветом! Надо убираться из этого рая, уж слишком много тут соблазнов и загадок!
Кайли дождалась, когда за арсианином захлопнется люк, на ватных ногах перешла в свою каюту, заперла для верности и дверь, и только тогда отпустила себя.
Долго сдерживаемая боль грозила выплеснуться, по пути разворотив организм.
Женщина упала на пол, согнулась, будто получила жестокий удар в живот, обхватила себя руками за плечи и закричала.
Горько, безнадежно, надрывно.
Как кричит мать, на чьих глазах погиб детеныш…
Полный боли и отчаянья вопль пронесся по всем ярусам, многократным эхом отражаясь от переборок.
Кайли судорожно вдохнула и снова закричала, раздирая ногтями плечи — этого не может быть!
Невозможно!
Немыслимо!
Неправильно!
За что?!
Если бы Ревье увидел ее сейчас, он решил бы, что она сошла с ума, но Кайли давно так ясно не соображала. Она полностью отдавала себе отчет в своих действиях.
Боль раздирала, сжигала ее изнутри, выворачивала душу и рвала сердце в клочья. Надо выпустить ее наружу, выкричать, вытолкнуть, выплеснуть всю горечь, стужу и огненный лед, кромсающие ее изнутри. Промолчать сейчас — значит сгореть заживо. Истлеть в огне ненависти и ярости.
Потому что она не ослепла, не ошиблась и не придумала — там, в гостевой дома рея Сагара и его жены, она увидела подросшего Ирната. Сначала сердце подсказало, отреагировав на его голос, а потом и глаза подтвердили — ее мальчик, ее сынок!