— Да нет, Маргарита Игоревна. Это я пошутил, — всё так же улыбаясь своей мягкой улыбкой, проговорил Борис Николаевич.
— Да нет, не пошутили наверняка. Ведь этот вопрос вас интересует. Ведь так? — настаивала она на своём рассматривая старшего коллегу.
Полевой на это не ответил, а лишь хмыкнул.
— И куда катится мир… — произнесла Белова, закатив глаза и посмотрев на потолок. — Всех интересует только это. И я ничего ответить пока читателям не могу.
— Вот как? А почему?
— Печатать запретили.
— И вам тоже?
— Да, — сказала она и мотнула в подтверждение головой.
— По всей видимости, вообще всем запретили, — произнес Борис Николаевич задумчиво. — Слушай, я вот по какому поводу к тебе пришёл. Дай мне, пожалуйста, телефон этого автора. Он у тебя значится как Александр Васин, да? Вот его-то и дай. Просто дело в том, что мои балбесы куда-то подевали центральную страницу рукописи и мы найти её не можем, — соврал он, ибо как не искали его подчинённые рукописи в архивах, а найти их так и не смогли. И это было не потому, что сотрудники были безалаберные и романы просто потеряли. Отнюдь нет, ибо всем хорошо известно, что в редакции журнала всегда работали высокопрофессиональные работники. Всё дело было в том, что один не в меру беспечный юноша, по-своему расп******* (разгильдяйству прим. Автора) просто тупо забыл занести рукописи в «Юность». Се-мать его-ля-ви, по другому и не скажешь.
— Так его же запретили?! — удивилась Белова. — Зачем он вам?
— Да просто поговорить захотелось с таким необычным человеком, — пояснил главред «Юности».
— Ну… если поговорить… то записывайте, — произнесла она, достала из стола рукопись и продиктовала адрес писателя.
Борис Николаевич поблагодарил коллегу и пошел к выходу, но в дверях остановился и спросил:
— Слушай… извини, конечно… но не скажешь, что же будет с Гришей Ротором в конце? И что будет с павлинами?
*****
Саша.
Так как по традиции вновь стучали в дверь, надел тапочки и открыл её. Сегодня в девять утра я усадил в поезд до Москвы Севу, зарядив его едой и плёнками. Бобина с фильмом и катушка с музыкальными записями лежала в том же рюкзаке, что и продукты на два дня. Севе песни, которые мы записали ночью, очень понравились, он был в восторге и оставался счастливым до тех пор, пока я на вокзале не показал ему на проводника и не отправил его договариваться о поездке.
— Саша, может быть, ты? Я не могу… — с надеждой в голосе произнес мой юный дружок. — Я не умею… — попытался отмазаться он.
— Не умеешь — учись, — оборвал его нытье пионер. — Как у нас говорится, не можешь — научим не хочешь — заставим. Иди скажи, что ты билеты уже не успеваешь купить, дашь проводнице пятьдесят рублей, и всё будет чикибамбини. По приезде не забудь: все плёнки увезешь к себе на дачу — сразу, не заезжая домой. Это очень важно, — инструктировал я своего друга.