И как вдруг понял эту неизбежность Левит, так все в нем и взыграло. Да пошли вы все! Что же это я, тварь дрожащая, так и сдохну в третьем эшелоне?! Не бывать этому! А ну-ка давай по-нашему, по-купечески!..
Что там есть? Лодка? Круиз на Северный полюс? Годится! Заверните, покупаю. Что? Дорого?! Вы кому это говорите?! Да вы знаете, кто я такой?!..
Не знают, сволочи. Ну и ладно. Вот потоплю вашу подводную лодку, тогда узнаете… Зар-разы!
Наглым образом обманув жену, Левит метнулся в родной некогда Харьков, схватил первых попавшихся девчонок с проспекта, ну как его… о черт!.. разве теперь на этой хохляцкой мове чего-нибудь произнесешь!
Девочки, хотите со мной? Вижу, что хотите. Неважно. И это неважно! А вот про деньги — не надо. «Пресс» видали? Тогда поехали. В аэропорт! После познакомимся, после!
Затем была какая-то грандиозная пьянка в голодном ресторане, такси, быстрые женские руки, обшаривающие его раздобревшее за пятьдесят лет тело, самолет, где Левит тискал девчонок на откинутых сиденьях, и веселая стюардесса, которая возникала в самый неподходящий момент и вежливо предлагала застегнуть ремни.
— Не видишь, дура, я без штанов! — заплетающимся языком говорил Левит.
— Все равно, застегните, пожалуйста, ремень, мы идем на посадку, — ворковала стюардесса.
— Пошла ты!..
— Ромасик, успокойся! — пищали девчонки, но он продолжал орать, пока неожиданно не потерял контроль и очнулся уже на снегу в самом центре Мурманска.
— Где мы?
— Вставай, Ромасик, вставай!
— Отвечайте, сучки, самому главному нефтепромышленнику!.. — Тут язык снова запнулся, потерялся во рту и позорным образом предал.
Роман Левит отключился, чтобы прийти в себя уже на подводной лодке. Как его туда затащили девицы, одному Господу известно! Но тем не менее это произошло, и была бурная ночь любви, затем — такое же бурное утро любви. И вот что странно, чем больше тормошили Романа эти ненасытные девицы, тем лучше ему становилось. То, что приятно, — это само собой. Но от этого безумного секса вдруг возникали силы, и это ощущение было для Романа новым, острым и весьма желанным…
К тому времени, когда бархатный голос вдруг возник в динамиках, которые прятались где-то под низким потолком каюты, и позвал их завтракать, Левит уже был полон сил, как юноша. Но главное — вдруг возникло то трепетное состояние, когда ждешь чуда, и чудо обязательно должно произойти.
Внешне оставаясь все тем же грубым и вульгарным толстяком — Левит никогда не обольщался насчет своей внешности — он вдруг почувствовал, что душа его теряет черствость, становится мягче, тает, постепенно превращая его, прожженного прагматика и хитрого, изворотливого дельца, в робкого юношу, в обычного шестнадцатилетнего лопуха…