— Мы не раскрываем своих осведомителей, — сказал я ему и подивился тому, как нелепо звучит эта фраза в настоящем контексте.
Он, видимо, тоже это почувствовал, потому что усмехнулся:
— Это не тот случай, — сказал он мне. — Иногда даже их раскрываем, если этого требует государственная необходимость. Но дело не в этом, Лапшин. Вы же понимаете, что мы прекрасно знаем, о ком идет речь. Нам просто нужен этот человек. И все.
Мозг мой лихорадочно работал. Да, они его безусловно вычислили, но что-то тут не сходится. Они не могли сунуть ему в фотоаппарат бомбу, даже если и держали его в руках. Это им было ни к чему. Пока они не получат негативы, а их, как я понял, у них нет, они должны холить Стаса и лелеять. Сначала они должны получить от него то, чем можно шантажировать Президента и его команду, а уж потом можно подумать и о ликвидации.
Но Стас убежден, что бомбу подсунули чекисты. Пришел ко мне, а его спугнули. Теперь он лег на дно, и вытащить его оттуда может только публикация фотографий в прессе. Так? Пока вроде все сходится. Кроме одного: кто же все-таки подложил ему эту клятую бомбу?
— Вы слышите меня, Лапшин? — донеся до меня голос Ивана Альбертовича.
Я вернулся к реальности.
— Меня зовут Григорий Иванович, — сказал я ему. — А если вам очень нравится моя фамилия, можете называть меня просто: господин Лапшин.
— Хорошо, Григорий Иванович, — не стал он спорить. — Итак, давайте вернемся к нашим баранам.
— Попробуйте.
— Как вы договорились держать связь с Лейкиным?
— Кто это?
— Фотограф.
— Ах, ну да, извините. Никак.
— То есть?
— То есть никак не договаривались. Он отдал мне эти снимки, попросил их опубликовать, в дверь позвонили, я пошел открывать, а когда вернулся, его уже не было. Ушел.
— Как — ушел? — не понял Васильев. — Вы же были, если я правильно понял, у двери. Как он мог уйти незаметно?
— Откуда я знаю? — пожал я плечами. — Вообще-то под тахтой я не проверял, может, он там до сих пор прячется. Но мне кажется, что он ушел в окно.
— На каком этаже вы живете?
— Я тоже думал об этом, — кивнул я. — На девятом. Но я ничему не удивляюсь, когда речь идет о человеке, делающем такие снимки. Он, наверное, и не на такое способен.
— Наверное, — согласился Васильев. — И вы никак с ним не договорились?
Черт, подумал я, Лапшин, сделай паузу, скушай «Твикс». Ты скажешь, что вы никак не договорились, и больше из этой комнаты никогда не выйдешь. Зачем им лишние свидетели? Тем более такие, которые потенциально способны увеличить количество этих самых свидетелей на несколько миллионов: примерно столько читателей у «Российской молодежной». Кто еще представляет для них опасность? Так, о Рябининой ни слова. Павел Степанович… Ну, этот пусть сам выпутывается, тем более, что у меня есть стойкое подозрение, что он-то выпутается. Этот ради этой самой пресловутой государственной необходимости с ходу продал своего лучшего журналиста. Нет, какой актер, а? Мне говорит, текст нужен. А сам, едва сотрудник за дверь, — хвать трубочку, и давай докладывать. Иуда…