— Если вы разрешите мне остаться, капитан, я задержу вас не более чем на пять минут. Разумеется, мне хотелось бы говорить с вами тет-а-тет.
Зотов некоторое время пристально смотрел на него, а потом устало прикрыл веки и проговорил:
— Во-первых, не капитан, а командир. Это подводная лодка, а не команда КВН. Во-вторых, тет-а-тет не получится в любом случае. Как я уже сказал, господин Туровский остается распорядительным директором до конца круиза. Уверен, что вы хотите говорить со мной о функциях лодки, а без Туровского, повторяю, я с вами говорить не намерен. Все остальные могут выйти.
— Я тоже? — спросил Лева.
— Все, кроме Туровского и господина Петуха, — твердо проговорил Зотов.
Лева пожал плечами и направился к выходу. Рябинина, Сюткин и я последовали за ним — остаться не было никакой возможности, ни единой. На лице Рябининой было написано отчаяние от того, что она не может этого сделать. Ее прямо-таки снедало профессиональное любопытство. Мне же почему-то было абсолютно до лампочки, кто у них теперь будет чем заправлять. Мне нестерпимо хотелось домой.
— А этот? — раздался вдруг голос Левы от самой двери.
С решительным видом он показывал на «тень» старика. Не берусь утверждать, чего в этом жесте было больше: профессиональной настороженности или уязвленного самолюбия.
На лице у «тени» не дрогнул ни один мускул, что называется. Гвозди бы делать из этих людей…
— Ах, этот? — рассмеялся Петух. — Не беспокойтесь, уважаемый. С ним или без него, это в любом случае будет безусловный тет-а-тет. Не волнуйтесь. Можете спокойно идти.
Лева в растерянности посмотрел на Зотова, и тот, которому, по всему было видно, все это смертельно надоело, небрежно махнул ему рукой — иди, мол. Начальник охраны сокрушенно покачал головой и вышел. Вслед за ним вышли и мы.
Едва дверь за нами закрылась, как Рябинина решительно повернулась в сторону Левы:
— Мне нужно послушать разговор, который сейчас там происходит, — сказала она.
Ничего себе! Не больше, не меньше. Разговор ей надо послушать. Три пары изумленных глаз воззрились на нее, но ее это ничуть не смутило.
— Да, да, да! — сказала она. — Все знаю. Нехорошо. Но мне — надо!
Типично женская логика.
— Юлия… — ошеломленно произнес Костя Сюткин, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
Очевидно, в эту минуту ему открылась какая-то новая, неведомая доселе грань Юлии Рябининой, о которой он и не подозревал до этого.
— Костя! — сказала она таким тоном, что если он даже и хотел что-то сказать по поводу непонятного ее поведения, то после такого повелительного возгласа заткнулся.