Все эти годы Берт и Элинор не могли вернуться на остров, но Элинор хотелось передать детям какую-то семейную традицию. Вроде черного торта. Этот торт – все, что у нее осталось от детства, повторяла она, настаивая на том, чтобы и в жизни детей он занял свое заслуженное место. Это сводилось к тому, что на пару уик-эндов каждой зимой Элинор оцепляла кухню наподобие военной зоны, внутри которой находились они с Бенни, а Берт с Байроном были вынуждены торчать снаружи, тогда как они жаждали насладиться утренней неспешностью и домашней ленью выходного дня.
Элинор утверждала, что она ничего не имеет против равенства между мужчинами и женщинами, просто Бенни – единственный человек в семье, проявляющий неподдельный интерес к приготовлению выпечки на Рождество. Они вырастили дочь, внешне очень похожую на Берта, но с тем же блеском в глазах, что и у матери, когда та, нацепив фартук, с разбитой яичной скорлупой в руке стояла у плиты. Мать и дочь любили работать в кухне вместе, манипулируя таинственными ингредиентами, способными расти и жить своей жизнью.
И все это, как и следовало ожидать, каждый год приводило к одной и той же перебранке.
– Ма-а-а, – затянет, бывало, сын Берта со стопроцентно американским недовольством в голосе, без намека на акцент родителей.
– Нет! – последует из-за ширмы ответ Элинор.
– Ко-о-офе.
– Нет, сэр.
– Всего лишь чашечку кофе – это все, о чем я прошу.
Между ширмой и стеной покажется один глаз Элинор.
– Тебе известны правила. Я занимаюсь этим всего лишь месяц в году, и ты знаешь правила.
– А я бываю дома в редкие выходные, и ты отказываешь мне в чашке кофе?
Элинор всегда хотела иметь кухню с дверью, которая отгородила бы ее от остального пространства дома. В Британии она впервые увидела «глухие», по ее определению, кухни и потом периодически подступала к Берту с просьбой о переделке кухонной зоны, когда дети уже жили отдельно.
Если Берт приводил Элинор в ресторан, она бросала тоскующие взгляды в сторону распашной двери, ведущей в кухонную зону. «Хочу кухню, как эта, – скажет, бывало, она, – с такой же дверью».
Когда они переехали в Калифорнию, там не продавались дома с закрытыми кухнями. Да и в любом случае Берт и Элинор не знали, надолго ли тут задержатся. Но конечно же, и годы спустя они продолжали жить в одноэтажном доме на одну семью на побережье Тихого океана, с кухней открытой планировки, кактусом в человеческий рост за окном спальни и калифорнийскими детьми – мальчиком и девочкой, – научившимися объезжать океанские волны, затмевавшие все то, что видели в юности Берт и Элинор.