Я привыкла считать, что, сталкиваясь со злом, нельзя сидеть сложа руки, – надо бороться или спасаться бегством. Я уже доказала себе, что способна на это. Но на сей раз я словно вся одеревенела. Я действительно не знала, что делать. И не было никого, кому бы я доверяла настолько, чтобы обратиться за помощью.
На следующий день я пошла на службу, думая, что должна что-то сказать или что-то сделать, но мой начальник вел себя так, будто ничего не случилось. Но я-то знала, что это не так, – с того дня он почти не выходил из кабинета, редко показываясь в общей комнате; не оставлял меня после работы для занятий бухгалтерией и больше не заговаривал со мной, а обращался ко всей группе клерков сразу. Меня, наверное, должно было сильно задеть подобное охлаждение, но, по правде говоря, я почувствовала облегчение. Я тоже старалась не придавать значения случившемуся. Я продолжала ездить на работу, возвращалась домой, а на ночь загораживала входную дверь комодом, до утра лежа в кровати почти без сна.
Однажды во время выдачи жалованья я сказала своему работодателю, что возвращаюсь в Англию. Он сразу обещал написать мне отличную рекомендацию. Разумеется, он не просил меня остаться. И не поинтересовался, почему я уезжаю. Потому что осознавал содеянное. Разговаривая, он не смотрел мне в глаза. Листая стопку платежных чеков на своем столе, он не сводил с нее взгляда, потом протянул мне конверт.
«Следующий», – произнес он, кивнув стоящей за моей спиной служащей.
И хотя он отпустил меня, я до сих пор не могу подобрать слов, чтобы описать свои чувства. Не то чтобы это был гнев, не то чтобы страх, а какая-то сосущая тоска. И, только ощутив, как во мне толкается и шевелится ребенок, я сумела сосредоточиться на своей беде. Почувствовав это шевеление в своем чреве, я поняла две вещи. Во-первых, у меня будет девочка, а во-вторых, она никогда не узнает, какие обстоятельства сопутствовали ее появлению на свет.
В 1970 году Элинор вновь оказалась в Лондоне с несколькими шиллингами в кармане и рекламной листовкой, которую кто-то сунул ей в руку. Крупным шрифтом на листе бумаги было напечатано: «Ты не одинока». Сначала она подумала, что речь идет о Боге. В те дни некоторые церкви делали себе рекламу, как универмаги. Потом до нее дошло, что в листовке говорится не о религиозном культе, а о женщинах вроде нее. Незамужних и беременных. В тексте, оттиснутом синими чернилами на копировальной машине, об этом не было сказано прямо, но фраза «молодые женщины в беде» бросилась Элинор в глаза как тайный код.