— Тридцать навигаций, Семк!.. — с искренними слезами в голосе рычал Стрежнев и бухал по столу тяжелым кулаком. — А он, гад!.. «Пятерку» угробил! Рулевое, отопление... все переделали, устроили, и отдал... Э-эх, все рушится!
— Нет, ты скажи, я — так?.. — не слушал его Семен. — Я штаны на движок когда вешал? Как Трепло?
И Откуда-то появилась женщина в белом переднике. Стрежнев, уже совсем не помня себя, ухватился за этот передник, потянул на свободный стул:
— Садись! Сейчас пить начнем...
Официантка стукнула его по руке:
— Налопались! Выходите... Ну?! Закрываем…
Они были удивлены и обижены, что снова каким-то образом очутились на улице, в темноте.
Долго ходили вокруг чайной, придерживаясь за бревенчатые стены, ругали начальника, искали дверь, но почему-то она оказывалась с другой стороны и была закрыта.
Семен задумался, глядя на окна, и тут понял:
— Света-то нет, чего стучишь...
И они двинулись под гору. Бежалось легко — только успевай... По очереди падали, смеялись друг над другом, и Стрежнев все думал о Семене: «Вот нарезался!»
Потом уж в сплошной темени побрели рекой. Потеряли дорогу, искали, искали — плюнули и пошли напрямик, на огоньки.
Брели долго, а поселка все не было. Но вот впереди что-то зачернело. Большое, непонятное.
— Николай, подожди-ко. Кто это? — испугался Семен, потянул за рукав Стрежнева.
— Не шевелится, может, баня?.. Поселок должон быть.
Они осторожно приблизились и вместо бани увидели судно.
— Катер какой-то... Откуда? — удивился Семен.
Приглядываясь, обошли кругом, оба ничего не понимали. Враз запнулись за что-то, упали друг на друга.
— Так это наш, Семка! И винт вот, «девятый»...
— Давай в нем заночуем!
— Валяй!.. Мне этот гроб вовек не нужен. Пошли, чай, вот дорога рядом. Теперь не собьемся, а то в логах потонешь.
Выбрались на твердую дорогу, отряхнулись.
— Стой, стой... Дожидайся, — сказал Стрежнев катеру.
— Пусть тебя Трепло лечит, на нас не надейся! — подхватил и Семен. — Вот снег посойдет — в Тюмень двину. Там сплав молодой, специалистов нет, рыбы много... Катера новенькие — любой бери, и платят не как здесь...
И вдруг запел:
Маши-ины не хо-одят туда-а,
Бегу-ут, спотыка-аясь, оле-ени...
Стрежнев даже остановился: за шесть лет ни разу не слыхал, чтобы Семен — и запел.