Все еще в ночном покое, но совсем светло, и ты уже бежишь серединой реки, уже в деле. Матрос внизу варит уху, и из кубрика попахивает лавровым листом, а в раскрытую дверь рубки тянет гарью выхлопа или нанесет с берега, от плотов томной гнилью — преющей в теплой воде сосновой корой...»
Резкий неожиданный удар свалил Стрежнева на диван, слетел со стола рюкзак, зазвенела, покатилась под печку кружка. На палубе вырвался женский визг, торопливо затопали над головой по железу ноги...
Стрежнев, как ошпаренный, вылетел наверх.
— Что?!
Метнул глазами по палубе: народ с носа торопливо спрыгивал на бревенчатый настил причала, и, как бы извиняясь за свой испуг, уже смеялась, видимо, вскрикнувшая женщина. Выпрыгнув на мостки, она поправляла юбку, оглядывалась на катер, а капитан, снисходительно улыбаясь, спокойно вращал штурвал, не сбавляя оборотов дизеля.
— Ты!.. Что?! — задохнулся Стрежнев. — Перетопишь! — Он даже не мог говорить. — Корпус гнилой!.. Заварен!..
— А-а... чего ему будет?.. — ответил Яблочкин, намереваясь подойти в другом месте — поближе к свае. — Обтерпится...
— Ах, сволочь! Обтерпится?! На берег убирайся! Не жаль — чужое? Не получишь.
Стрежнев выскочил из рубки, схватил со скамейки капитанову фуфайку и зло швырнул ее на причал.
— На!.. — А больше не знал, что и делать.
Обескураженный Яблочкин заглушил двигатель, замер у штурвала. Люди, не оборачиваясь, уходили по берегу, галдели.
А на катере стало непривычно тихо. Стрежнев разом остыл, растерянно стоял посреди палубы.
Катер медленно разворачивало течением, клало бортом вдоль причала и постепенно оттягивало вниз. Между крайним помятым бревном и привальным брусом катера тягуче-долго росла, ширилась щель.
И все молча глядели на эту черную растущую щель: глядел Стрежнев, глядел из рубки Яблочкин и, как разъяренный зверь из норы, наполовину высунувшись из люка машинного, пожирал взглядом эту щель Семен. Черные скулы его затвердели, и казалось, готов он к решительному прыжку из своего укрытия.
А щель, как громадный черный удав, на глазах у всех жирнела, раздувалась...
Семен, глянув на бледное, жалкое лицо Стрежнева, не вытерпел, пружинисто выскочил из люка и молча прошмыгнул мимо Яблочкина в кубрик. Появившись оттуда с мешком капитана, он кинул его далеко на причал. Мешок, ударившись чем-то, надсадно крякнул изнутри.
Теперь оба молча глядели на Яблочкина, ждали.
Наконец, со злостью пнув дверь ботинком, он оттолкнулся от леера и выскочил на причал.
Семен молча встал на его место к штурвалу, и катер на полных оборотах кинулся наперерез реки.