Верховья (Николаев) - страница 87

— Княжев запретил играть, — зашептал Ботяков, прикрывая красной пятерней рот. — Мы уже на деньги начали, а он проснулся и увидел... А я тогда как раз спирту принес из поселка-то. Когда все уснули, мы и выпили. А Пеледову нельзя: припадошной. Он проиграл и разошелся спьяну-то. Как врезал по чайнику, и пена изо рта... Насилу уломали... — Ботяков улыбнулся и коротко махнул рукой. — Все, заглохло! Не говори ему об этом, не переносит, — и исподлобья, украдкой глянул на Пеледова. Но тот о чем-то говорил с Луковым и ничего не заметил.

А Мишке опять жалко сделалось Пеледова, а заодно и себя: «Почему так, почему всех хороших людей жизнь обижает?.. Зачем он пьет?» Но уже и не верилось как-то в то, что видел ночью: будто и не было ничего, а приснилось тогда. Мишка знал Пеледова на работе, в заливе, при разговоре и другого знать не хотел. Но уже нельзя было забыть и того, что рассказал Ботяков.


Земля на току все больше отдавала влажным густым паром, прелью мокрой травы и хвои — все больше кружила Старику голову, наполняла его весенним хмельным брожением. На поляне своей он навел-таки нужный порядок и теперь зорко следил за ним каждое утро... Хлопун, всю весну выводивший его из терпения, уже получил хорошую выволочку. Однако затеи своей так и не бросил. Он по-прежнему бестолково полоскал крыльями, перелетая с места на место краем поляны, но в центр залетать боялся. В центре тока хозяйничали Старик и Косохвостый. Они вдвоем почти ночью начинали ток и держали его дольше всех, до жаворонков.

Все больше слеталось на поляну молодых, еще не дравшихся тетеревов и осторожных неопытных тетерок. Молодежь держалась робко, почтительно, занимая свой край поляны. Иные совсем не ворковали, не распускали хвосты и крылья, а только ходили по траве, глядели вокруг и слушали, как поют старшие. Ближе всех держались к центру тока тетерки Желтая и Серая. Они-то больше всего и задорили Старика.

После грозы еще с ночи зыбился над поляной парной теплый туман. Старик вылетел на поляну позднее Косохвостого. Он сел подальше от того места, где его вчера до смерти напугал человек и оказался как раз тут, где уже расхаживали Желтая и Серая.

Поздно начав, Старик токовал дольше всех и в конце тока, когда почти все уже разлетелись, в туманной низинке меж двух сосенок спарился с Желтой тетерочкой.

Серая притихла поодаль, но вдруг призывно нежно закокала и низом, огибая вершины сосенок, полетела над поляной к лесу. Старик сорвался и кинулся за ней вдогонку.


Теперь только и слышалось повсюду: «Зачистка! Зачистка...» Говорили с возбуждением, с тем особым, обновленным настроением, которое охватывает людей одного дела перед последним решительным шагом, за которым следует свобода, новые места, дорога, ожидание дома...