Когда наступил второй час ночи, а подлеца все не было, Юрий Юрьевич сошел с ума. Он был уверен, что сошел. Иначе и нельзя было, как только сойти. С ума.
А что еще оставалось?
Оставалось еще — не думать ни о себе, ни о Вовке, ни о ком другом.
*
У Юрия Юрьевича в приятелях ходил некто Семен Михайлович. Тоже прадед.
Удивительным мальчиком был правнук Семена Михайловича: четыре года — читает, хоть и печатными буквами, но пишет и до тысячи считает. Поет. Театрал — ни одного детского спектакля не пропускает.
Они общаются, и вот малыш Гоша иногда утром будит Юрия Юрьевича телефонным звонком:
— Дядя Юра! Извини, пожалуйста, сколько сейчас на улице градусов? У нас градусник за окном не работает, потому что разбился, а мне в садик идти, но мы не знаем, как мне одеваться.
Значит, не все такие, как Вовка?
Как день ясно и понятно — не все.
Что примечательно: Гоша никогда не звал Юрия Юрьевича «дедкой», тем более «деткой», но всегда «дядей». Дядя Юра.
Однако этих отвлечений хватило на минуту-другую, не больше, потом снова подступало сумасшествие: кровь чья-то виделась ему, трупы какие-то… Юрий Юрьевич соскакивал, садился за стол, набрасывал текст телеграммы своему внуку, Вовкиному отцу, которую он пошлет завтра утром:
«Вчера вечером Вовочка ушел из дому не вернулся тчк необходимо твое срочное возвращение для поисков тчк дед».
«Возвращайся срочно исчез Вовочка необходимы розыски тчк догадки самые неутешительные».
«…самые тревожные…»
«…самые разные».
Едва ли не больше всего Юрия Юрьевича угнетала мысль о лидерстве, которая была высказана Вовкой перед тем, как он исчез из дому. Как только в воображении возникали трупы какие-то, какая-то кровь, так сразу же помимо его воли возникали и Вовкины слова: «Лидер! Лидерство!»
А может, в эту ночь Вовка на стреме стоит? Ждет, чтобы нажать на кнопочку? А кто-то, не слыша Вовкиного сигнала, спокойно убивает?
Еще страшнее стало Юрию Юрьевичу, когда он подумал: «Неизвестно же, кто может в конце концов получиться из Вовки: убиенный или убийца?» Снова и снова получалось фифти-фифти!
Впрочем, догадка-то была одна-единственная: погиб! По нынешним временам — это запросто. И он сам, Юрий Юрьевич, тоже этого заслужил.
Другие — нет, а он-то всегда чувствовал: наступит время — придется расплачиваться.
Время наступило. Вот оно: хочешь — проклинай его, хочешь — себя самого, оно все равно наступило.
И самое лучшее, что мог Юрий Юрьевич, — это погибнуть тоже. Не смотреть на мертвого правнука, не смотреть в глаза внуку, в свои собственные глаза.
Кажется, это была единственная надежда Юрия Юрьевича: он этой ночи не переживет, он отдаст телеграмму соседу по лестничной площадке, пусть тот отправит с дополнением: «Юрий Юрьевич скоропостижно скончался».