Гуннар удивился: у Эрика он был не далее как утром, и тот ничего не сказал.
— При Вигдис, видимо, не хотел, — правильно истолковал его выражение лица Руни.
— А она-то тут при чем?
Руни снова посмотрел на Сив, и та молча вышла из комнаты.
— Мы подумали, что будет неправильно, если ее вышвырнут из собственного дома, — сказал он. — Эрик придумал способ добыть деньги, и для этого ему нужен ты. В детали я вдаваться не стал: меньше знаешь — меньше можешь разболтать. Да и вообще…
Несмотря на то, что от их команды Руни отдалился, на поминки по матери Вигдис он пришел. Но, подойдя высказать соболезнования, услышал в ответ, мол, если бы его подчиненные делали свою работу, соболезновать бы не пришлось. Ни оправдываться, ни спорить он не стал, молча развернулся и покинул дом.
— Но обиды обидами, а справедливость справедливостью. Я в деле, — продолжал он.
— Выкупить с торгов? Она откажется.
Потому что Гуннар — единственный среди них, кто сможет владеть этим домом. И значит, Вигдис станет полностью от него зависеть. Захочет — оставит, захочет — прогонит. Нет, он никогда бы с ней так не обошелся, даже рассорившись вдрызг и если остальные вдруг не стали бы вмешиваться. Но и знания, что у него будет возможность так поступить, довольно. Сам Гуннар на ее месте тоже не согласился бы.
— Не совсем. С торгов мы не выкупим и впятером: кое-кто из совета давно приглядел себе этот особняк. Даже приходил к Вигдис, предлагал освободить дом немедленно, забрав все, что считает нужным. За приличную плату.
— Я не знал.
Интересно, чего еще не знает он, но знают остальные? У одаренных свои секреты?
— Ты тогда был слишком занят, пытаясь удержаться на этом свете, — сказал Руни. — Хотя, наверное, и не должен был знать. Вигдис никому не рассказывала, насколько мне известно. Но тот человек пришел ко мне с просьбой посодействовать… убедить ее стать посговорчивей.
— И?
— Обижаешь, — фыркнул Руни.
— Виноват.
Тот кивнул, дескать, забыли.
— Так что торги нам не выиграть. А даже если и выиграем, оформлять собственность придется на тебя… на что Вигдис не согласится, и я ее понимаю.
— Я тоже.
— Поэтому я покопался в церковных книгах. У деда Вигдис по матери был младший брат, который пропал после битвы у Елани…
Про ту битву до сих пор песни поют. Чаще такие что, послушав их, самому удавиться хочется. Но…
— Наследник?
— Который сам приехать не может, потому что раны, полученные в той битве, дают о себе знать. Возраст, знаешь ли. — Руни ухмыльнулся. — Ему сейчас должно быть чуть за шестьдесят.
Для одаренного — не возраст. Для крестьянина — глубокая дряхлость. Остальным — как повезет. Старые раны и бурная жизнь вполне могут превратить человека в развалину.