Гуннар скривился. Едва не оговорив себя и других, право судить кого бы то ни было он потерял, но всему же есть предел.
— Того человека ты тоже оправдываешь?
— Нет. Он умер — не от моей руки, но с моей помощью. Только его смерть никого не вернула. И… — Он помолчал, подбирая слова. — Он мне нравился, но не успел стать другом. А сейчас…
А сейчас Эрик наверняка не может не думать, что это кто-то из тех, с кем ел из одного котла и спал под одним одеялом. Кто прикрывал ему спину, и кого вытаскивал от престола Творца сам целитель. Кроме Иде, хотя и та — ученица, тоже совсем не чужая.
— Руни прав, — продолжал Эрик. — У всех нас руки в крови, так или иначе… И мне в самом деле очень хочется просто сказать себе — ладно, никого из убитых ты не знал, друзья точно дороже и, может быть у него или у нее действительно веская причина… по-настоящему веская, ведь у любого из нас есть что-то, ради чего можно пойти на все. — Он поднялся. — Ладно, в конце концов все мы все равно поступим так, как сочтем нужным. Пойдем, провожу. А то нас отсюда скоро пинками погонят.
— Сам дойду, — сказал Гуннар.
— Да хрен ты куда дойдешь, на ногах еле держишься.
— Значит, доползу. Не хочу быть должен.
И Руни надо как-то отплатить, только придумать как. Вот доберется до дома, напьется, проспится и придумает. А потом постарается обо всех них забыть. И о Вигдис тоже?
— Знаешь что, мне плевать, за кого ты меня держишь, — рыкнул Эрик. — Но если ты сейчас не обопрешься на мою руку и не позволишь довести до дома, я тресну тебя по башке — ума в которой нет, так что вреда это не принесет — и уволоку на плече. А завтра с утра зайду подновить плетения, и чтобы до того времени ты поднимался с кровати только отлить. Все ясно?
Гуннар выругался. Эрик ухмыльнулся.
— Да, я ублюдок, этой новости двадцать три года. Ну так идешь, или тащить?
Эрик оказался прав, чтоб его — один Гуннар до дома бы не добрался: шатало, точно пьяного. На него и поглядывали как на пьяного — и то сказать, шнуровка на дублете порвана, одежда вся в бурых пятнах, нечесан, и разит наверняка. Пропойца и есть, явно не первый день загулявший.
Целитель всю дорогу не раскрывал рта, что было на него совсем не похоже, но сейчас Гуннар этому только порадовался. О чем им теперь говорить, в самом деле? Не забыть бы только предупредить, чтобы завтра не заходил, как-нибудь оклемается и без плетений. Глаза бы ни на кого из них не глядели.
Увидев, как со ступеней дома поднимается знакомая фигурка, Гуннар мысленно застонал.
Вигдис, обняв, не потянулась к губам, как обычно, ткнулась носом в плечо и замерла. Проговорила, не поднимая головы.