— Я больше не могу плести, — сказал командир.
— Я могу, — раздалось из-за спины.
Эрик на миг обернулся. Эгиль. В свете луны лицо казалось мертвенно-белым, изуродованную руку он прижимал к груди. Много ли этак наплетет?
Командир ответил не сразу, видимо, думая о том же.
— Хорошо. Со мной. Ларс! Давай за этим… как тебя зовут-то?
Эрик помедлил с ответом, переводя дыхание.
— Бруни.
— Ларс, давай. И, Бруни… пока мы живы… Спасибо.
— Сочтемся при случае, — усмехнулся Эрик.
Нет, тварь и правда слабела. Как и люди. И Эрику начинало казаться, что все не так безнадежно. Может, и удержат. А не удержат — так не стыдно будет к Творцу явиться.
— Смени меня, — велел он Ларсу.
Может, и удержат. Если никто больше не ошибется. Эрик заставил себя оборвать эту мысль, и без того достаточно накаркал. Но то ли Творец решил проявить милосердие, то ли запас дурных предсказаний у Эрика на сегодня иссяк. Он сжег полдюжины отрубленных щупалец, начал было думать, что вскоре снова придется браться за меч. Но как раз в этот миг в мире что-то неуловимо изменилось, словно ткань бытия снова обрела целостность. Тугой жгут, тянувшийся из ниоткуда к телу твари, рассыпался стеклянными бусинами, которые стремительно скатились к остальным. Но это уже не имело особого значения. Прорыв закрылся и больше не подпитывал тварь.
Вот теперь грех будет не удержать. Сил только маловато. Еще одно щупальце… и еще одно. Снова кровь защекотала под носом. Ничего. Когда-нибудь они кончатся. Еще одно. И…
Тварь с шелестом осыпалась, растекаясь в стороны лужей стеклянных капель. Эрик едва успел отпрыгнуть, чтобы не вляпаться. Обидно сдохнуть, когда до победы осталось всего ничего.
— В стороны! — запоздало приказал командир. — Ларс, Эгиль, барьер!
Эгиль пошатнулся, нити, к которым он потянулся было, рассыпались. Эрик мигом оказался рядом, подставив локоть. Чистильщик благодарно кивнул. Собрал барьер, в этот раз удержав, вместе со вторым чистильщиком стянул россыпь тварей в одно место. Командир накрыл огороженное скопище тварей тем плетением, что когда-то придумал Эрик. Любая жизнь — даже если она вовсе не похожа на привычную — тонкий баланс разрушения и созидания. Когда разрушение берет верх, приходит смерть. Вот, как сейчас.
— Все, можно отпускать, — сказал командир.
Снова раскатились по земле стеклянные капли, уже безвредные. Все закончилось. Прорыв удержали. Обошлось.
И да примет Творец душу Лассе, верного слуги Хаука.
Эрик тяжело опустился на землю, рядом повалились чистильщики. Надо чуть-чуть отдышаться, проверить, что там с первым раненым. Должен быть жив, но мало ли… Потом нужно смотреть руку Эгиля и постараться, чтобы он не остался калекой. А после этого попробовать затеряться среди людей Хаука и молиться, чтобы командир оказался слишком уставшим, чтобы сложить воедино все странности шустрого одаренного, влезшего явно не в свое дело.