Девять жизней Роуз Наполитано (Фрейтас) - страница 111

– Правда?

– Да. Но только если расскажешь обо всем, что с тобой происходит. Мне нужны подробности. Ничего не упускай.

– Конечно. Все расскажу.

– И ничего не выдумывай, или сделка отменяется.

Я смеюсь, не могу удержаться. Мама открывает глаза, в них – тень улыбки. Это меня обнадеживает.

– Хорошо, – отвечаю я и достаю телефон.

Она сжимает мою руку.

– Что ты делаешь?

– Звоню врачу.

– Но Роуз, ты обещала…

– Расскажу все что хочешь, когда запишу тебя на прием. – Я убираю ее руку, прокручиваю список контактов и нахожу имя доктора, к которому всегда ходили мама и я – с самого детства.

Нам она очень нравится.

Мама затихает, слушая, как я разговариваю с медсестрой, объясняя, что случилось и почему попасть к врачу нужно немедленно. Услышав, что записаться можно на завтра, на раннее утро, соглашаюсь и говорю: «Мы обязательно приедем».

Как только я заканчиваю звонок, мама тут же приступает к делу:

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Ого. – Кладу телефон на тумбочку и придвигаюсь чуть ближе к маме. – Хочешь, чтобы я сразу перешла к сплетням?

– Ты обещала все рассказать. Сделка есть сделка, отвечай или проваливай. А то я не пойду на прием, который ты назначила в несусветную рань.

– Хорошо, – соглашаюсь я и начинаю рассказ о своей жизни, не слишком отличающийся от того, что был в прошлый раз.

О своих свиданиях; некоторые со временем превратились в забавные истории. Говорю, что никого особенного после Люка у меня пока не появилось, хотя прошли годы. Бывают дни, когда я не вспоминаю о нем. Сразу после развода я и не думала, что такое вообще возможно. Рассказываю, как перестала заходить в интернет посмотреть на фото Люка и Шерил, его новой жены, а также их малыша. Мама отвечает, что это хорошо, это правильно. Советует набраться терпения: однажды в моей жизни снова появится кто-то особенный, уж она-то уверена.

Весь день мы с мамой говорим и говорим, давно столько не болтали. Иногда мне даже кажется, что ничего необычного не происходит, я просто приехала в гости.

Но потом я вспоминаю, почему оказалась здесь в один из последних учебных дней семестра. По маминому лицу, по положению тела видно: боль никуда не ушла, она внутри нее. Мама сворачивается клубком, баюкая живот.

Когда она ерзает, стараясь устроиться поудобнее, я замолкаю и в наступившей тишине думаю, как сильно мне нужна моя многогранная мама, единственный на свете человек, который знает меня с первой секунды моего существования. Если и есть в уходе Люка что-то хорошее, то именно это: наши с мамой отношения изменились, мы сблизились. Сблизились как никогда.