– Есть хочешь? – спрашиваю я Адди. – Может, сначала пообедаем?
Она размышляет, мотая головой; короткие пряди, жесткие от геля, качаются. Адди просто ошеломила нас в тот день, когда обрезала волосы. Только что расхаживала с локонами до талии – и вот уже на голове короткий ежик, а шея голая. Разрешения она не спрашивала. Просто сделала, и все. Ее отец был ошарашен, но с такой прической глаза Адди стали будто еще больше. Ей шло.
– Давай сначала в один магазин, потом обедать? – торгуется она. – Я пока не проголодалась.
– Может, проголодаешься, когда полистаешь меню? Зайдем в твою любимую вегетарианскую закусочную. Там, где эти безумные домашние бургеры…
Адди хватает свитер со спинки стула в гостиной, тоже розовый, но оттенок бледнее, чем у майки, и фыркает:
– Ты всегда меня пытаешься накормить!
– Правда? – смеюсь я.
– Да-а, Роуз!
Она четко выговаривает мое имя, роняет его тяжело, будто ступает своим черным ботинком со шнуровкой и на высокой подошве. Ее отец ненавидит подобную обувь. Адди улыбается. Называя меня по имени, она чувствует себя очень взрослой.
Да, Адди стала называть меня Роуз, и это что-то новенькое. Не упуская ни малейшей возможности, произносит мое имя почти так же часто, как свое любимое словечко «супер». «Роуз, скажи папе, что допоздна задерживаться на танцах нормально. Роуз, не знаешь, у нас остались мои любимые хлопья? Что-то я их в шкафу не вижу. Роуз, давай на выходных походим по магазинам? Мне нравится одна девочка. Хочу произвести впечатление».
Пусть зовет по имени, это лучше, чем первоначальная реакция на мое появление – гнев и бунт, – когда Адди выяснила, что мы с ее отцом встречаемся.
Но тогда она была такой юной. Юной и обожающей своего отца, ей не хотелось им ни с кем делиться. Теперь Адди пятнадцать, она повзрослела. И мне нравится! Даже очень. И не просто потому, что это дочь моего любимого мужчины, с которым мы начали обсуждать совместное проживание.
Кто бы мог подумать, что у меня появится дочь, хоть я сама так и не родила? К тому же очень умная, забавная, чудесная. Все вышло даже лучше, чем казалось. Я и не представляла такого исхода.
Адди берет свою сумку – черную, с острыми железными шипами.
– Как думаешь, папа разрешит мне в следующие выходные погулять до полуночи?
Я внимательно смотрю на нее.
– Это ты должна спросить у него.
– Но как ты считаешь, это будет нормально?
Я молчу. Адди приподнимает брови. Она догадывается, что я с ней согласна, что ничего страшного в этом не вижу, но произносить вслух не желаю. Не мне такое решать.
Всякий раз, когда Томас сходит с ума из-за очередного скандала в школе Адди, ссоры с друзьями, ругается с ней из-за комендантского часа или девочки, с которой хочет встречаться его дочь, я стараюсь напомнить, что ему с Адди очень повезло. Обычно подростки – сущий кошмар, по крайней мере так заявляют все мои друзья, у которых есть дети.