Томас, сидящий на кровати, протягивает мне телефон.
– Как дела, Люк?
– Хорошо. Есть новости?
Томас тянется к Мире. Кривлюсь, но позволяю ее забрать.
– Я получила грант.
– Круто! У тебя получилось! Я не удивлен.
– Спасибо! – Я тронута: Люк позвонил только затем, чтобы узнать о моей работе. – Что насчет тебя? Как в этом году с наградами?
– Стараюсь поменьше об этом думать. Возможно, если притворюсь, что мне плевать, получу что-то крупное.
– Как обычно, – смеюсь я.
– Тише, сглазишь!
Возвращаюсь в гостиную и кухню, прохожу мимо наполовину украшенной елки. За столом сидит Адди, уткнувшись в сотовый.
– Слушай, мне пора. В духовке рождественское печенье, жаль, если сгорит. Кое-кто должен за ним наблюдать, но вместо этого увлекся телефоном. – Адди даже не поворачивается – наверное, просто не слышит мои слова. – Пора готовить праздничное угощение.
– Ты меня убиваешь, – вздыхает Люк. – Я все еще скучаю по твоей стряпне. Шерил и воду-то с трудом кипятит.
– Все, я тебя не слушаю! Счастливого Рождества, пока! – Кладу трубку, не дав Люку вставить ни слова.
Звенит зуммер – Адди так и не поднимает взгляда. Спешу к духовке, открываю дверцу – печенье идеального золотистого цвета. Схватив мягкую подставку для кастрюли, достаю противень. Пахнет вкусно. Прямо как…
У мамы.
На один короткий опаляющий миг она будто снова оказывается здесь, со мной. Мы вместе на этой кухне, я маленькая, мне шесть или семь лет, мы печем печенье – это печенье.
Последнее время, лежа в постели перед сном, на лекциях или просто гуляя по городу, я думаю о маминой жизни – той, что она прожила, пока не появилась я. Какой была моя мама, о чем мечтала, сомневалась ли хоть раз в своем выборе – рожать или не рожать меня. Мне хотелось бы познакомиться с ней, по-настоящему познакомиться, как с женщиной, узнать ее до того, как она стала матерью. Это желание росло и ширилось во мне. Я бы правда этого хотела.
Из-за этого желания, можно сказать, страстной тоски по маме, я и подала заявку на грант. На сей раз я провожу опрос среди матерей. Матерей постарше, у которых дети уже выросли и покинули дом. Меня интересует, какова была их жизнь до рождения детей и после их взросления. Я хочу задать им все вопросы, которые задала бы своей маме, окажись она все еще с нами. Кем они были до того, как в их судьбе произошли столь глобальные перемены? Как теперь, постфактум, они оценивают свое решение? Поступили бы иначе? Скучают ли по своему прежнему «я»? Задумывались ли когда-нибудь, что было бы, выбери они иной путь? Хотелось ли им когда-нибудь встретиться с той, другой женщиной, в которую превратились бы, приняв иное решение?