– Ты что – сосчитал их, Люк?
Мой вопрос как холодный сквозняк в теплом августовском воздухе.
– А если и так, Роуз? Если сосчитал? Будешь меня винить?
Поворачиваюсь к нему спиной и открываю длинный ящик, где хранится нижнее белье: лифчики, трусы, топы. Роюсь в вещах, нарушая порядок. Все выходит из-под контроля. Сердце бешено стучит.
– Ты обещала, – говорит Люк.
Я беру трусы – самые закрытые. Хочется кричать.
– Будто обещания в нашем браке что-то значат…
– Это нечестно.
– Очень даже честно.
– Роуз…
– Да, я не принимала таблетки! Я не хочу ребенка! Никогда не хотела, не хочу и не захочу. Ты знал это еще до помолвки. Я тысячу раз тебе говорила. Миллион раз!
– Ты согласилась принимать витамины.
– Я сказала это, чтоб ты прекратил меня мучить. – Глаза застилают слезы, хотя внутри все пульсирует от ярости. – Сказала, потому что хотела немного покоя.
– То есть соврала.
Уронив трусы на пол, я поворачиваюсь к мужу и подхожу к кровати, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Ты клялся, что не хочешь ребенка.
– Я передумал.
– Ну правда. Конечно. Фигня какая. – Я на всех парах несусь под откос, мы вместе несемся, и я не знаю, как остановить катастрофу. – Передумал ты, а соврала я.
– Ты сказала, что попытаешься.
– Я сказала, что буду пить витамины. На этом все.
– Но не пила!
– Пила немного.
– Сколько?
– Не знаю. В отличие от тебя, я не считала.
Люк берет банку обеими руками, давит ладонью на крышку, проворачивает, открывает. Заглядывает в отверстие.
– Она полная, Роуз. – Он снова смотрит в мою сторону, качая головой.
Меня захлестывает его недовольство.
Кто этот человек? Это его я любила, вышла за него замуж?
Я почти не вижу сходства между ним и тем мужчиной, который смотрел на меня, словно я единственная женщина во Вселенной, смысл его существования. Мне нравилось быть такой для Люка. Быть для него всем. Он тоже всегда был всем для меня – мужчиной с нежным задумчивым взглядом, с самой дружелюбной и открытой улыбкой. Я верила, что стану любить его до скончания дней.
Внутри меня, как мотыльки, что не в силах найти выход, бьются слова: «Но я люблю тебя, Люк…»
И вместо того, чтобы обезвредить бомбу, я взрываюсь: выбиваю у Люка банку. Рука словно бита, ударяет сильно и высоко. Большие овальные таблетки разлетаются радугой уродливых зеленых «Скиттлз», рассыпаются по полу и белым простыням кровати.
И мы с Люком сразу будто застываем. Губы у него слегка приоткрыты, виднеется край острых белых зубов. Взгляд следит за таблетками – таблетками, что превратились в символы успеха или неудачи нашего брака, будто они – крошечные буйки, которые я должна была проглотить и таким образом удержать наши отношения на плаву. Но я их упустила – и мы пошли ко дну. Единственный звук в комнате – наше дыхание. Глаза Люка широко распахнуты. Его предали.