– Ты похудел, – сказала она, коснувшись моей щеки.
Подошла Нура:
– Здравствуй, Ноам.
Я вздрогнул. На Нуру – напряженную, натянутую, как тетива лука, – я смотрел с волнением. Она, как обычно, обходилась без улыбки; ее безупречное лицо светилось само.
Тибор смущенно поглядел на меня:
– Прости мне мою предприимчивость, Ноам. Мне не хотелось злоупотреблять твоим доверием, но острота ситуации вынудила.
Все трое серьезно посмотрели мне в глаза, и я понял, что переживания встречи после долгой разлуки пора заканчивать.
– Ты нам нужен! – воскликнула Мама.
– Только ты спасешь нас, – добавила Нура.
Эти слова больше удивили меня, чем встревожили. Я ощутил некую связь Мамы и Нуры, и это меня обескураживало: они не только не были соперницами, но говорили в один голос; если особой симпатии между ними я не увидел, то не заметил и вражды; солидарность перед лицом опасности отодвинула раздоры на задний план.
– Что случилось?
Мама обернулась к Нуре:
– Расскажи ему.
Нура кивком поблагодарила ее.
– У нас объявился некто Робюр со сворой толстых и вонючих скотов. Не Охотники, но не лучше их: захребетники, живут припеваючи за чужой счет. Они давно бы уже оставили нас в покое, но почуяли легкую добычу: деревня богата, а вождь…
Она замялась.
– Калека! – закончила за нее Мама.
Ресницы Нуры дрогнули подтверждением, и она продолжила:
– Когда Панноам велел ему с его бандой проваливать, Робюр только усмехнулся.
– Хуже, – уточнила Мама. – Робюр объявил, что он сам будет вождем.
– По какому праву? – возмутился я.
– По праву сильного, – ответил Тибор.
Он сцепил свои узловатые пальцы.
– Робюр встал руки в боки перед Панноамом под Липой справедливости и при всех бросил ему вызов: «Если ты хочешь защитить своих односельчан, докажи, что ты на это способен». Они будут драться.
Во времена моего детства вторженцы и дармоеды оспаривали власть отца и требовали уступить им управление деревней; Панноам мерился с наглецами силой и всех их поубивал. Дело решалось кровопролитием.
– Вы боитесь этого Робюра?
Мама бросилась ко мне:
– В прежние времена твой отец прибил бы его одним махом. Теперь он одноногий калека, он постарел, ослабел, размяк. Боюсь, ему уже не удастся одолеть негодяя.
– Он на это не способен! – холодно подтвердила Нура.
Мама возмущенно стрельнула в нее глазами: она по-прежнему не выносила, когда Панноама критиковали; но теперь одергивать нахалку не стала, ситуация была слишком серьезной.
– Бой закончится плохо, – прошептала она.
– Панноам это понимает?
Повисло молчание. Никто не отваживался высказать свое мнение. Мама вопросительно взглянула на Нуру, та – на Тибора. Они согласно вздохнули.