Барак заметил мою реакцию. Не спуская с меня глаз, он наклонился к своей матроне и что-то шепнул ей на ухо. Она пристально посмотрела на меня, потом на Охотницу и окликнула ее, сложив руки рупором.
Охотница села перед Малатантрой на корточки и, энергично жестикулируя, стала возражать. Я забеспокоился.
Увидев, что я побледнел, Барак сказал мне:
– Она немая, мой мальчик. Это тебя не смущает?
Так вот откуда в ней эта экспрессия! Рот ее молчал, за него говорило все тело. Я любовался ее пружинистой и взволнованной грацией, пока она вела переговоры с матроной; кровь бросилась мне в голову, да так, что я уже не в силах был соображать. Она согласится? Или нет? Лишь это меня и занимало.
Охотница выпрямилась и пристально на меня посмотрела. В ее глазах без труда читалось желание. Властным жестом она поманила меня. Забавно: хоть выбрал ее я, она разыграла сцену доминирования.
Она отступила в дальний конец пещеры, откинула полог и указала на свое ложе в глубине, устланное шкурами.
Я лег, она задернула портьеру и медленно вытянулась на мне. Она задавала свой темп, свой стиль. Ее глаза погрузились в мои глаза, она взяла своими губами мой рот. Я расплавился. Знал ли я такое прежде? Наши флюиды встретились, перемешались, обогатились.
Она соскользнула с меня, легла на спину и дала мне понять, что я могу ею располагать. Мои пальцы пробежали по ее жарким бедрам, помедлили на упругом животе, попробовали под накидкой добраться до груди. Она высвободилась и вскочила на ноги. Я испугался, что чем-то вызвал ее гнев, столь резким показалось мне ее движение. Но она сорвала свои одежки, явилась мне обнаженной, и я опешил. Ведь я привык к растяжкам на коже у Мины – на теле Охотницы не было ни одной; словно было это чистое и подтянутое тело создано сегодня утром.
Довольная моим восхищением, она снова улеглась ко мне, улыбнулась, закрыла глаза и полностью отдалась во власть моих пальцев. Какое блаженство вдыхать запах женщины, ласкать женские формы, вызывать дрожь этой золотистой кожи, подыматься к маленьким высоким грудям, соски которых твердели от моих прикосновений!
Я вздрогнул: она обхватила мой член. В ее глазах вспыхнула радость, что я вполне готов, и она призвала меня войти в нее.
Оставаясь на спине, она раздвинула бедра и слегка приподняла таз, чтобы помочь мне проникнуть. Не было ничего легче, не было ничего теплее, не было ничего упоительней, чем погружаться в ее влажные глубины.
По мере того как я двигался, она отдавалась моему ритму и наслаждалась своими ощущениями. Все в ней откликалось на мои движения. Ее бедра подхватывали ритм моих колебаний, но иногда, напротив, мягко навязывали свой. Мой твердый член, захваченный ее горячей тесной плотью, слушался ее приказов. Я занимался любовью не для себя, а для нее: ее реакции возбуждали меня не меньше – если не больше – моих собственных ощущений; я становился орудием грандиозного события, которое неуклонно надвигалось.