Увы, мне все же пришлось решиться на расставание с ней: я должен был познакомиться со строителями пирог. Со мной пойдут несколько выносливых односельчан. Десять дней пути туда, пребывание в деревне мастеров, десять дней назад – я буду отсутствовать с месяц.
Утром в день моего отбытия Нура заболела. Бледная, страдающая мигренью, с потухшим взглядом и поблекшей кожей, она, не покидая нашего ложа, вяло уступила мне свое запястье. Я поцеловал ее маленькую раскаленную ладонь, хрупкий предмет, инертность которого означала, что я не смогу больше им пользоваться.
– Спеши, любимый. Поступай, как считаешь нужным. Я постараюсь выздороветь.
Она пребывала в двух ипостасях: одобряя решение вождя и напутствуя его перед экспедицией, она одновременно изобличала мужа, виновного в том, что покидает прикованную к постели жену.
Я уже переступал порог нашего дома, когда был остановлен Мамой; лицо ее побагровело.
– Если ты согласишься, ты мне больше не сын!
Широко расставив ноги, она встала в дверях и преградила мне путь.
Раскрасневшаяся, с выпученными глазами и исказившимся от гнева ртом, она сотрясалась от злости – и была еще прекрасней, чем всегда.
– Ты о чем?
– Буду тебе очень признательна, если ты пошлешь его подальше.
– О ком ты?
– О Бараке. Он хочет идти с тобой.
Дядюшка ничего подобного мне не предлагал. Во всяком случае, пока. Неужто он и впрямь собирался усилить группу своим присутствием?
Мама завопила:
– Откажи ему! Иначе…
Она погрозила мне пальцем, предрекая уж не знаю какую кару, и, гневно сдвинув брови, произнесла:
– Прокляну!
Я подошел к ней, чтобы успокоить. Она подумала, что я пытаюсь как-то улестить и переубедить ее, и резко запротестовала:
– Куда-то идти, скитаться, охотиться, сражаться – он не в том состоянии. Нет, он не в состоянии…
Я сдержал улыбку: судя по доносившимся по ночам до моих ушей крикам, дядюшка чувствует себя превосходно. Я боролся с желанием возразить Маме, уточнив, что это, скорее, она не в состоянии… лишиться его.
Моя усмешка от нее не ускользнула. Она мгновенно сменила регистр, перейдя на сентиментальный тон:
– Пойми, Ноам, я всю жизнь его ждала, он вернулся, я его выходила – и вот на тебе, при первой возможности он, подпрыгивая на одной ножке, уходит от меня.
Позади нее раздалось:
– Я не ухожу от тебя, Елена, – я защищаю своего племянника.
Услышав суровый, властный, глухой голос Барака, она нахмурилась и заметно разволновалась. Когда исполин приблизился, Мама заставила себя сохранить свою агрессивность:
– Ноам прекрасно умеет сам защищаться!
– А я прекрасно умею защищать его. Что скажешь, племянник?