Вопреки своему нетерпению и раздражению я не стал настаивать: Тибор отвечал на вопросы, только когда ему этого хотелось.
И вот появились плавучие дома – сперва тесные, чтобы решить трудности с рихтовкой, сборкой, сшивкой, затем среднего размера; теперь Влаам впрягся в строительство самого просторного.
Произведя подсчет жилищ и жителей, я пришел к выводу, что, если Озеро возмутится, мы не все уместимся. Далеко не все. Эта вероятность вызвала у меня чувство вины. Нура, который я решился открыться, со свойственной ей простотой ответила:
– Составь перечень!
– Что?
– Очередность. Определи, кого следует спасать прежде всего.
– Но… но это же чудовищно!
– Ведь есть же люди, которыми ты особенно дорожишь?
– Разумеется, ты, Мама, Барак, Тибор, мои сестры, мои…
– Прекрасно! Какие люди представляются тебе наиболее полезными?
– Все тот же Тибор, Барак, Влаам.
– Если хочешь советов для второго перечня, предлагаю отобрать молодых и крепких людей, которые смогут выжить и произвести потомство.
– Нура! Ты бы бросила стариков?
– Они уже достаточно пожили.
– Каждая жизнь имеет значение.
– В принципе да, но в общине – нет! – возразила она, точно ножом отрезала.
Перспектива выбора была мне невыносима. Я чувствовал ответственность за всех без исключения жителей своей деревни. И видел решение проблемы в том, чтобы ускорить строительство и обеспечить место каждому. А потому попросил Барака и нескольких здоровяков, быстро завершивших свои полевые работы, подсобить Влааму, взявшись валить деревья, обрубать с них ветки, пилить на брусья, балки и доски.
Шли месяцы, и плавучие дома множились. Бывало, приходя к выводу, что мы никогда не будем готовы, я впадал в беспокойство; иногда я не понимал, почему мы так изнурены; каждый следующий день походил на предыдущий, ночи были неразличимы, ничего не менялось, и мысль о том, что катастрофа может произойти в любой момент, становилась столь же абстрактной, сколь и абсурдной.
* * *
Все началось с тишины.
В то утро, когда мы под безоблачным небом карабкались к деревне столяров, Тибор обернулся ко мне и воскликнул:
– Ты слышишь?
– Что?
– Ничего.
Мне стало не по себе, и я озадаченно уставился на него. Он уточнил:
– Больше ничего не слыхать.
Вот и объяснение тому ощущению удушья, которое я испытывал! Внезапно умолкли птицы. Их молчание оглушало нас, как невыносимый шум.
Эта непривычная немота исказила плотность воздуха, солнечный свет, краски пейзажа. Я как-то инстинктивно ощутил опасность.
– Смотри!
Тибор вытянул руку в сторону холма. Позади нас, застилая небосвод, разрывая его в темные клочья своим зигзагообразным полетом, хлынули из пещер тучи летучих мышей, которые обычно охотятся по ночам, а днем спят.