– Ну так ныряй, Барак! – воскликнул я.
Его неистовый порыв остыл, когда он вгляделся в грязную воду, взбаламученную таинственным созданием. Барак проворчал:
– Потом.
– Потом, – согласился я. – Не стоит его пугать. Он ведь никогда прежде не видел зверушки вроде тебя!
– Это уж точно, – озорно подтвердила Нура.
Нас охватило веселье. Умеющий сохранять достоинство Барак смеялся вместе со всеми.
Радостный огонек мелькнул в глазах Тибора, который по-прежнему следил за чудовищем.
– Прекрасная новость, друзья мои. Если здесь водится такая рыба, это означает, что есть и множество других.
– То есть как?
– Что едят рыбы? Рыбу. Мы плывем над миром, где подобные пожирают подобных. У нас под ногами большие пожирают маленьких. Скоро будем рыбачить.
Убежденные в справедливости подобного рассуждения, мы согласились. Вглядываясь в белеющий горизонт, Нура вздрогнула:
– Папа, а как это Озеро так быстро создало подобное животное?
– Это…
Тибор развернулся и, покидая нас, бросил:
– Спросите Дерека. Нет такого вопроса, на который у него не нашлось бы ответа. Людей, которые ничего не знают, определяют именно по этому признаку: они знают все!
Вечером Мама сообщила мне, что ребенок больше не страдает: Прок уснул в ее объятиях вечным сном. Как это часто бывало в трудные моменты, она не плакала – обычно она проливала потоки слез в самых безобидных ситуациях; Мама просто оперлась на меня, чтобы не упасть. Ее лицо, обрамленное серебристыми волосами, которые она теперь взбивала больше, чем прежде, выражало глубокую усталость и изнурение, которое поражает не только тело, но и дух.
– Нам следовало бы отдать Прока Озеру, – предложила она. – Он соединится со своими отцом и матерью, которые уже там.
Верила ли она в то, что говорила? Поплывет ли неподвижный одеревенелый мальчонка прямиком к своим родителям, спокойно поджидающим его на дне? По ее пустому взгляду я догадывался, что Мама ничуть не верит в этот идиллический исход, просто она борется с хаосом и отвергает произвол, который порождает и губит нас, и пытается делать хоть что-то для поддержания духа. Да, она продолжала заботиться о малыше, о своей дочери, о зяте: а поскольку они теперь могли жить только в желаниях, в воображении и в символах, она желала, воображала и мыслила символами.
Она как будто услышала мои мысли.
– Что ты об этом знаешь, Ноам? Никто не знает.
– Разумеется. Смерть остается незнакомкой.
– Тем лучше!
– Тем лучше?
– Ее раскрашивают в роскошные цвета. Ее считают честной и справедливой. А она, может быть, сволочь!
– Согласен, Мама: мы отдадим Прока его родителям в Озере.