Чтобы стряхнуть оцепенение, я пробормотал:
– Меня… меня… зовут Ноам.
– А я тебя ни о чем не спрашивала.
Она отвернулась от меня и увлеклась беседой наших отцов, сидевших под Липой справедливости, где Панноам обычно выслушивал жалобы людей. Пользуясь передышкой, я восхищенно разглядывал нежный легкомысленный носик Нуры, который рассказывал совсем другую историю, чем ее выступающие гневные скулы или гладкий девичий лоб. Покачивая головой, она следила за беседой старших, и это покачивание выражало то согласие, то возражение.
Я для нее уже не существовал, и очень скоро это стало для меня невыносимым.
Я коснулся ее кулачка, чтобы привлечь внимание. Она с ужасом вздрогнула, отскочила на шаг и строго на меня посмотрела – с таким выражением лица бранят нашкодившего ребенка. В ее глазах гневно вспыхнули золотистые змейки.
Не обращая внимания на ее возмущение, я настаивал:
– Ты не сказала, как тебя зовут.
– Скажу, если захочу, чтоб ты меня позвал.
Она резко отвернулась, и это означало: «Довольно. Отстань».
Никто еще со мной так не обращался! Да за кого она себя принимает, эта незнакомка?
Я топнул ногой. Она сощурилась. Я возмутился:
– Тебе известно, что я сын вождя?
– Всякий чей-нибудь да сын… – откликнулась она, пожимая плечами.
И демонстративно повернулась ко мне спиной.
Я был страшно возмущен. Прислушаться к беседе Панноама с незнакомцем я был не в состоянии, и мне захотелось отхлестать гордячку по щекам, швырнуть на землю, оттаскать за волосы и колошматить до тех пор, пока она не взмолится о пощаде. Тогда уж я не буду ей безразличен!
Почуяла ли она мой нарастающий гнев? Ее затылок и лопатки вздрогнули, будто она уловила мое состояние.
Наши отцы обнялись, и Панноам махнул рукой в сторону домов; толкнув невидимую дверь, он будто приглашал незнакомца в гости.
Девушка стремительно развернулась ко мне лицом, подошла близко, совсем близко, я ощутил ее дыхание, и прошептала грудным голосом, опустив ресницы и почти робко:
– Здравствуй, Ноам. Меня зовут Нура. Я рада с тобой познакомиться.
Я блаженствовал. Она пахла как сердцевина прекрасного цветка, ее аромат был сладким и пьянящим, с перчинкой и капелькой смолы. Мне показалось, что я вдохнул тайну.
– Привет!
Она вспорхнула, весело и проворно подскочила к своему отцу, схватила его за руку, как маленькая девчушка, и они стали спускаться туда, где дорога сужалась и бежала к берегу, огибая ивы и заросли тростника.
В тот день над белесым Озером повисла терпкая жара. Небо беспощадно голубело.
Кто она такая, эта Нура? В один короткий миг она дохнула на меня теплом и холодом, ей было пятнадцать лет, тринадцать, потом восемь. В один короткий миг я испытал удивление, любопытство, восхищение, досаду, ненависть и надежду.