Если плоть у любви есть всегда, то сексуальность присуща ей не всегда. Я любил грузное и нежное тело Мамы и всегда непроизвольно приникал к нему; мне нравилась мощная фигура Барака, его блестящая кожа, округлая крепость его конечностей, исходящий от него запах шкур и камфары; мне нравилось аскетичное лицо Тибора, серый цвет его радужки, орлиный нос, впалые щеки, пепельный ежик. А Хама я боготворил всего целиком, с головы до ног, как образец земной красоты: от чистого лба и стройного стана до проворных ног. Однако наслаждение видеть их, находиться подле, обонять их запах, прикасаться к ним не имело ничего общего с желанием или его удовлетворением. Хотя моя привязанность не оставляла без внимания их тела, она не сливалась с влечением и никоим образом не стремилась к сладострастию.
Жизнь с женщиной требовала возврата половой любви – условие, которое представлялось мне столь же напрасным, сколь и неосуществимым. Нура вознесла меня на такие вершины блаженства, что жалкие крохи наслаждений меня не привлекали.
Сознаться ли? В этом отвращении я возделывал новую форму своей страсти – верность Нуре за пределами смерти. Думая об этом, я всякий раз испытывал опьянение, напоминавшее мне наши исступленные соития. Отказываясь от женщин, я воскрешал Нуру, и это доставляло мне наслаждение… В остальном, будучи нормальным мужчиной, я нашел дерево, похожее на Бук моего отрочества, куда я взбирался, позабыв обо всех, и где снимал напряжение, ублажая себя.
– Папа, там стая!
Бесстрашно вытянув вперед руку, Хам указывал на пришедший в волнение молодой лесок, где прятались какие-то животные.
– Как по-твоему, Хам, волки? Или кабаны?
Он пригляделся внимательнее. Невозможно было различить, кто вызывает такое беспорядочное движение.
– Я схожу туда? – спросил Хам.
– Нет, я сам, – отрезал я, опасаясь, как бы на него не напала самка кабана, защищающая своих поросят.
– Ты никогда не даешь мне пойти первым. Тогда незачем брать меня на охоту! Знаешь, я ведь уже не мальчик!
Я пригляделся: он по-прежнему казался мне ребенком, но его разгневанный взгляд, негодование и его желание схватиться врукопашную были взрослыми. Я смутился и пробормотал:
– Иди!
Он улыбнулся, развернулся и сбежал вниз с холма. Колыхание ветвей прекратилось, когда Хам вошел в лесок и исчез среди листвы. Оттуда раздался его голос:
– Папа!
В его тоне не было испуга, только изумление. Но я тут же бросился к нему. Он указал на опушку:
– Погляди…
На нас смотрели два десятка людей с мешками – мужчины, женщины, дети.
Тибор был прав: Озеро покрыло не всю землю, оно просто расширило свои владения. Край, где мы высадились, приютил всевозможных скитальцев, в том числе людей, – доказательство чему мы только что получили.