Время шло, а я, несмотря на подгонявший меня голод, все не мог прекратить свои акробатические трюки, отказаться от неисчерпаемых прелестей физических усилий.
На берегу возник какой-то силуэт. Хам присел на землю и заметил меня.
Я весело махнул ему, приглашая присоединиться.
Пригнувшись и сощурившись, он украдкой наблюдал за мной. Я со смехом настаивал:
– Давай!
Он поднялся, сбросил одежду, вошел в воду и передернулся: настолько резко ее температура отличалась от жара раскаленного воздуха; затем в несколько взмахов подплыл ко мне.
– Хорошо, верно? – воскликнул я.
Он кивнул. Его спокойный серьезный вид слегка раздражал меня. Вместо того чтобы радоваться, он пристально смотрел на меня.
– Папа, как это возможно?
– Что это приносит такое удовольствие? Да какая разница, Хам?
И я обрызгал его. Он стряхнул с лица пену и даже не улыбнулся. Я чувствовал себя нашкодившим ребенком перед взрослым. Он с мрачным видом продолжал упорствовать:
– Папа, как это возможно?
Он указал на себя:
– Смотри, моя кожа потеряла упругость, мои мышцы исчезают, живот заплывает жиром, волосы выпадают, а те, что еще держатся, седеют. Объясни, что это?
Все еще пребывая в восторге от своих ощущений, я неверно его понял и принялся успокаивать:
– Да ты в порядке, Хам. То, что происходит с тобой, случается со всеми людьми.
– Со всеми ли? – возразил он.
Я очнулся и осознал, что произошло. Бултыхание в воде смыло весь мой грим, а возбуждение заставило забыть о необходимости прикидываться старцем. Хам видел перед собой отца в том возрасте, когда я зачал его с Титой. Я внезапно остро ощутил свою наготу.
По моему смущению сын догадался, что я наконец понял. Он продолжал:
– Я уже не впервые думаю об этом, папа. По некоторым признакам я изо дня в день замечаю, что ты меня обманываешь.
– Я не лгу тебе, Хам, – я тебя защищаю.
Он остановил на мне долгий пристальный взгляд:
– Я тебе верю, папа. Ты стараешься. Сегодня я особенно это оценил. Объясни же, что это.
– Не могу объяснить. Это… это… это проклятие.
– Но было бы благословением, если бы ты передал его мне, а также моим детям…
Непосредственность, с которой он выразил свое смятение – а заодно и мое, – потрясла меня.
– Хам, я…
Что тут скажешь? Это было выше нашего разумения.
– Пожалуйста, вернемся на берег, – предложил он.
Мы выбрались из воды, голышом растянулись на плоском камне, подставив лица палящему солнцу. И принялись следить за перемещениями медленно парящих в небесной лазури коршунов.
– Тебе больно видеть, как я старею?
Хам задел меня за живое. Я решил не дурачить его выдумками.