– Да. Хотя любой отец всегда видит свое дитя сквозь пелену воспоминаний, я замечаю, что ты стареешь, Хам. Поначалу я глупо сердился на тебя за это. И чуть было не шепнул тебе: «Распрямись, следи за собой, займись своей кожей, волосами, зубами…» – но вовремя сдержался. Ты несешь на себе свой возраст. Подобно тому как я несу на себе… не несу его.
Хам пристально посмотрел мне прямо в глаза:
– Дела обстоят все хуже, папа. Вопреки твоим многочисленным усилиям казаться старым – спасибо тебе за них, – тебе все меньше и меньше удается вводить в заблуждение. У тебя за спиной пошли разговоры, кое-кто стал задумываться…
– Кто? Фалка?
– Фалка, односельчане, гости – все. Расспрашивают меня, пристают, а поскольку я отмалчиваюсь, слухи растут и распространяются. Теперь некоторые начинают тебя…
Он не решался продолжать. Я подбодрил его. Он признался:
– Тебя начинают ненавидеть.
– Что?!
К чему настаивать на подробностях? То, чего я так долго опасался, случилось. Я вскочил на ноги:
– Я ухожу, Хам.
Он решительно схватил меня за щиколотку:
– Нет.
– Это единственное решение, чтобы я не портил вашу жизнь, чтобы не отравил ее тебе.
– Знаю. Но ты это уже сделал.
Я пробормотал:
– Ты… уже давно догадался?
– Не сразу, но, когда ты вернулся, меня поразило, как ты постарел – за два года на двадцать лет, – и я поговорил об этом с Фалкой. Тогда она рассказала мне о своем смятении при знакомстве с тобой, о твоем гневе и холодности, а потом и об уходе.
Его глаза увлажнились Он боролся с волнением.
– Я возненавидел годы, когда тебя не было с нами. Уверяю тебя, я утратил способность радоваться. Я полюбил своих детей только в тот день, когда ты вернулся и я познакомил тебя с ними, увидел, как ты счастлив. Не покидай меня…
– Прекрати, Хам! Есть ли другой способ?
Он опустил голову:
– Прости. Я слушаю только свой эгоизм.
– Плевать мне, что ты эгоист! Ты мой сын, Хам, мое единственное дитя. Если я могу удовлетворить твой эгоизм, то стану самым счастливым отцом на свете.
Он поднял голову, всмотрелся в мое лицо:
– Уйди и останься?
– Как это?
– Поселись тайком где-нибудь поодаль от деревни. Не слишком близко, чтобы никто не повстречал и не признал тебя. Но и не очень далеко, чтобы я мог часто навещать тебя.
Я протянул ему руку, готовый скрепить наш союз, и спросил:
– Ты знаешь такое место?
– Я подумал про пещеру, которая…
Несмотря на трагичность обстоятельств, я расхохотался:
– Про пещеру? Ты поистине сын своей матери!
* * *
Я прожил в пещере тридцать лет.
Это время я опишу в нескольких словах: природное изобилие, человеческая пустыня.