Мистер Трелони умолк, почти выбившись из сил. Еще в самом начале, когда он сказал, сколь дорога ему дочь, Маргарет крепко сжала его руку и не отпускала, пока он не закончил. Но в лице ее произошла перемена, какую я не раз уже наблюдал в последнее время: подлинная ее сущность словно исчезла, вытесненная иной сущностью, и у меня опять возникло едва уловимое ощущение, что мы с Маргарет отдаляемся друг от друга. Мистер Трелони, увлеченный своей страстной речью, ничего не заметил, а когда замолчал, его дочь тотчас снова стала самой собой. Ее ясные глаза заблестели еще ярче от подступивших слез, и она, всем своим видом выражая нежную любовь и восхищение, склонилась и поцеловала руку отца, а затем заговорила, переведя взгляд на меня:
– Малкольм, вы говорили о смертях, в которых повинна бедная царица, хотя вернее было бы сказать – «безрассудство самих жертв, вмешавшихся в ее планы и расстроивших ее намерения». Не кажется ли вам, что вы к ней несправедливы, когда выдвигаете подобные обвинения? Кто поступил бы иначе на ее месте? Ведь она боролась за свою жизнь! И даже больше того – за жизнь, за любовь, за все поразительные возможности, что ждали ее в туманном будущем в неведомом мире севера, возбуждавшем в ней столь пленительные надежды! Ужели вы не понимаете, что царица Тера – со всеми знаниями своего времени, со всей неукротимой силой своей мощной натуры – надеялась наконец-то в полной мере воплотить самые возвышенные стремления своей души? Использовать для покорения неизвестных миров и во благо своего народа все, что открыли ей сон, смерть и время? И великий сей замысел могла в одночасье разрушить безжалостная рука грабителя или убийцы! Разве вы в таких обстоятельствах не предприняли бы любые шаги, лишь бы устранить помехи на пути к своей заветной цели, особенно если бы понимали, что год от года ваши способности только возрастают? Не думаете же вы, что разум царицы бездействовал в течение томительных веков, когда душа ее вольно странствовала от одного мира к другому среди бескрайних звездных просторов? И что звезды, в несметном своем множестве и безграничном разнообразии, не открыли ей новых знаний о Вселенной, какие непрестанно открывали нам с тех пор, как мы последовали славной стезей, которую проложили для нас царица и ее соплеменники, когда возносились своим окрыленным воображением к ночным светилам?
Маргарет умолкла. Она тоже была до крайности взволнована, и по щекам ее струились слезы. Сам я был тронут так, что никакими словами этого не передать. Вот она, моя настоящая Маргарет! От одной мысли, что она здесь, рядом, сердце мое восторженно забилось. Безмерная моя радость придала мне смелости, и теперь я решился сделать то, о чем еще минуту назад даже не помышлял: обратить внимание мистера Трелони на странную двойственность, проявлявшуюся в его дочери. Взяв руку Маргарет в свои и поцеловав, я с чувством произнес: