Наклонившись, мистер Трелони приподнял складку платья у самой шеи и тихо охнул, словно удивленный чем-то, приподнял ткань повыше, а затем порывисто выпрямился и воскликнул, указывая рукой:
– Маргарет права! Платье предназначалось не для мертвой женщины! Смотрите! Оно не надето, а просто положено на тело!
Он взял драгоценный пояс и передал Маргарет. Потом обеими руками поднял просторное платье и осторожно положил на руки дочери, которые та, следуя естественному побуждению, вытянула перед собой. Вещи столь бесподобной красоты имеют величайшую ценность и требуют самого бережного обращения.
У всех нас перехватило дыхание при виде прелестного тела, теперь полностью обнаженного, если не считать платка, закрывавшего лицо. Мистер Трелони наклонился и слегка дрожавшими руками поднял платок, столь же тонкий, как ткань платья. Когда он отступил и взорам нашим явилась вся блистательная красота царицы, меня вдруг окатила волна стыда. Не пристало нам стоять здесь, непочтительно глазея на божественную наготу, ничем не прикрытую! Это непристойно! Почти кощунственно! Восхитительное тело дивной белизны казалось истинным воплощением совершенства. Ничего от смерти в нем не было: оно походило на статую, вырезанную из слоновой кости искусной рукой Праксителя[6]. Никакого ужасного усыхания, неизменно сопутствующего смерти. Никакой отверделой сморщенности, характерной для большинства мумий. Никакого истончения, свойственного иссохшим в песке телам, какие мне доводилось видеть в музеях. Казалось, все поры тела чудесным образом сохранились. Плоть была мягкой, упругой и налитой, как у живого человека. Атласно-гладкая кожа имела изумительный цвет свежей слоновой кости – чернело лишь истерзанное, покрытое отверделой кровяной коркой запястье правой руки, от которого была оторвана кисть, десятки веков пролежавшая поверх погребальных пелен на груди царицы.
Движимая женским состраданием, Маргарет – с горевшими гневом очами и пылавшими щеками – вновь накрыла тело великолепным платьем. Теперь мы видели только лицо. И оно поражало даже сильнее, чем тело, поскольку выглядело совсем живым. Веки сомкнуты, длинные черные ресницы полукружиями лежат на щеках. Благородно очерченные ноздри хранят неподвижность, в жизни всегда выглядящей более глубокой и мирной, чем в смерти. Полные красные губы чуть приоткрыты, и между ними виднеется полоска жемчужно-белых зубов. Необычайно густые волосы цвета воронова крыла пышно уложены над белым лбом, а на него выбиваются несколько непослушных завитков. Сходство царицы с Маргарет глубоко потрясло меня, хотя я уже знал о нем со слов Корбека, сославшегося на мистера Трелони. Эта женщина (думать о ней как о мумии или трупе я решительно не мог) была точной копией Маргарет, какой та впервые предстала моему взору. Сходство усиливала драгоценность в ее волосах – «оперенный диск», подобный тому, что украшал тогда голову моей возлюбленной. Драгоценность поистине прекрасная: огромная жемчужина с лунным блеском, обрамленная резными перьями из лунного камня.