В нем, на подушечке из шелковой ткани цвета старого золота, покоилась мумифицированная кисть руки поистине поразительного совершенства. Узкая женская кисть с длинными тонкими пальцами, сохранившаяся почти такой же, какой она поступила к бальзамировщику тысячи лет назад. Бальзамирование не отняло у нее красоты и изящества; даже чуть согнутое запястье, казалось, не утратило гибкости. Бледно-смуглая кожа цвета старой слоновой кости наводила на мысль о жизни под жарким солнцем, но преимущественно в тени. Рука имела удивительнейшую особенность: на ней насчитывалось семь пальцев – два указательных и два средних помимо большого, безымянного и мизинца. Буро-красные клочья по краям запястья заставляли предположить, что кисть была грубо оторвана от предплечья. На подушечке рядом с ней лежал маленький скарабей, искусно вырезанный из изумруда.
– Вот еще одна из тайн отца. Когда я спросила у него, что это такое, он ответил: «Пожалуй, вторая по ценности вещь в моем собрании древностей», – а когда полюбопытствовала, какая же первая, он отказался отвечать и вообще запретил мне задавать вопросы на сей счет. «В свое время я все расскажу тебе и о ней тоже… если буду жив!»
«Если буду жив!» – опять эта фраза. Похоже, эти три предмета – саркофаг, ларец и рука – составляли некую триединую тайну!
В этот момент мисс Трелони отозвали по какому-то домашнему делу, и я продолжил осмотр экспонатов в одиночестве, но теперь, в отсутствие девушки, они потеряли для меня прежнее очарование. Позже меня пригласили в будуар, где она обсуждала с миссис Грант вопрос о комнате для мистера Корбека. Они не могли определиться, где разместить гостя: рядом со спальней мистера Трелони или же подальше от нее, – и решили посоветоваться со мной. Я рассудил, что пока мистеру Корбеку лучше находиться в отдалении от комнаты больного, а при надобности мистера Корбека всегда можно будет переселить поближе. Когда миссис Грант ушла, я спросил мисс Трелони, почему убранство будуара столь разительно отличается от обстановки всех остальных помещений дома.
– Предусмотрительность отца! – улыбнулась она. – Когда я только-только сюда переехала, он подумал – и, надо заметить, совершенно справедливо, – что меня могут напугать эти многочисленные атрибуты смерти и погребений, а потому красиво обставил эту комнату и смежную с ней опочивальню, где я спала минувшей ночью. Вон та дверь ведет туда. Видите, какая здесь изысканная мебель. Вот этот комод принадлежал самому Наполеону.
– Так значит, здесь нет ничего египетского? – спросил я, единственно чтобы показать свой интерес к словам девушки, ибо обстановка будуара говорила сама за себя. – Какой чудесный комод! Вы позволите взглянуть на него поближе?