Жизнь со смертью визави (Цветков) - страница 13

На первую страницу
запрягает чужая рука…

Ровно в полночь

Ровно в полночь ты ушла,
ровно в полночь, ровно в полночь…
И ослепли зеркала,
мглою комнатной наполнясь.
И ладонь моей руки,
по твоей груди тоскуя,
тихо сняла со щеки
паутинку поцелуя.
И в подушку у локтя
я уткнулся ненароком…
Запах тёплого дождя
лился в комнату из окон,
в круглой пепельнице тлел
огонёк от сигареты…
Как бы я теперь хотел
рассказать тебе всё это!
Но бегут мои года,
той утраты не восполня.
…Я забыл тебя тогда
ровно в полночь, ровно в полночь…

Вечером 9 мая 1990 года на платформе «Лось»

Он помедлил в свете электрички.
Ордена. Щетина наросла.
«Извини, сынок, — найдутся спички?
Благодарен… Хочешь — из горла?
Только для порядку… За победу…
Дома не могу — то-се, жена…
Ну, как хошь… Вот и моя — поеду».
Где же ты кончаешься, война?

Арест

Темнота на дворе,
метель.
Сразу столько дверей
с петель!
Залился, как захаркал
пёс.
— Не бреши! — и цигаркой
в нос.
Половицы гнут
сапоги.
В этом доме живут
враги.
Тех гостей да взашей
бы прочь!
Поцелуй же детей —
и в ночь.
Выйдешь на люди —
не гляди.
Только наледь
у них в груди.
Ой, метель, накружилась
всласть!
Ой, такая не в жилу
власть!
Нарастает в прихожей
ком.
Вымерзает до дрожи
дом.
Мрак, безлюдье, да жуть
пурги…
В этом доме живут
враги.

Двор бабы Анны

Сарай, забор, за ним болотце.
Бельё замочено в тазах.
Рябинка, баня. У колодца
петух в дырявых лопухах.
Кот разомлевший для потехи
мух изумрудных ловит, и
с весёлым шумом под застрехи
летят шальные воробьи.
А баба Анна смотрит в небо,
линялый поправляя плат,
и щурится от солнца слепо
на облаков кудрявых ряд.
Ей в мире светлом и огромном
давно уж пусто, свет-Устин…
И на лице, как корка тёмном,
морщин поболе, чем годин.

Встреча

Жизнь то ласкает, то калечит.
Как повелось — так и живёшь.
Но втайне ждёшь счастливой встречи,
её — единственную — ждешь.
Суровей Бог и злее дьявол
к тому, в ком эта боль живёт.
Но — ждёшь: ведь жизнь — игра без правил,
как повезёт, как повезёт…

Мне девятнадцать лет

Я в мир входил, как в храм. Молитв, а не сражений
искал. — Теперь не счесть ни ран, ни поражений.
И чтоб, шутя, одобрить этот свет,
я слишком стар, мне девятнадцать лет.
Я правду облекал словесной скорлупою,
но с правды скорлупа сползла сама собою.
И чтобы утверждать, что я поэт,
я слишком стар, мне девятнадцать лет.
Любил я. Но любовь порой коварней тигра.
Не первый я, кому жена власы остригла.
И чтобы верить женщинам — о нет! —
я слишком стар, мне девятнадцать лет.
Я ставил зло в вину Творцу, а не творенью.
Я рано изнемог в немом своём боренье.
Но чтоб забыть земных страданий след,
я слишком стар, мне девятнадцать лет.

«Когда мой друг по Будапешту…»

Следующая страница