Когда их количество достигло семидесяти, я забеспокоился.
Прошло всего ничего времени, а она выплатила мне почти треть своего долга. «Если так будет продолжаться и дальше, – думал я, – она обретет право на свободу через несколько месяцев». А я слишком привык к этому безудержному траху и пока не хотел отпускать ее.
Я не хотел терять ее.
Да, я дал ей честное слово, которое должен был сдержать. Как только Перл накопит все триста шестьдесят пять пуговиц, я должен удалить вживленный ей чип и отпустить на все четыре стороны.
И другого варианта у меня не оставалось.
При этой мысли у меня начинали трястись руки. На меня накатывали волны паники. Сердце было готово проломить ребра. Без моей Перл-Пуговицы и жить-то не оставалось смысла. Без нее я никогда уже не испытаю того наслаждения от посещения «игровой комнаты». Мне снова придется обедать в одиночестве. Одиночество было моим другом, но после того как Перл вошла в мою жизнь, я более не воображал худшей для себя участи.
Такую женщину мне больше не найти.
Никогда.
Мне никогда больше не встретить столь бесстрашную и сильную стерву. Ей было плевать на боль. Боль сделалась частью ее души. Жизнь сама приготовила ее к этому – равно, как и меня.
Так неужели настанет время расставания?
Она сидела за столом напротив меня. Ее лицо обрамляли тугие локоны. Темно-пурпурное платье позволяло наслаждаться видом ее великолепных рук. То ли ей шла любая одежда, то ли у Ларса, который подбирал ей платья, был безупречный вкус.
От подобной мысли я почувствовал что-то похожее на ревность.
Этим вечером она вела себя как-то по-новому. Избегала смотреть мне в глаза. Казалась совершенно невозмутимой. Пила и ела, как будто у себя дома. Не спрашивала, как прошел мой день. Было несколько неуютно.
Поэтому я первым нарушил тягостное молчание:
– Ну, как твои дела?
Перл дожевала кусочек французской булки. Я смотрел, как двигаются ее губы. Вообще, за столом она вела себя безупречно, что мне особенно нравилось. Жевала она совершенно беззвучно.
– Вот как раз об этом я и хотела поговорить.
При этих словах я невольно вздрогнул. Время от времени она брала инициативу, и это заставляло меня хотеть ее еще больше. Перл была сильным противником и постоянно ставила передо мной трудные задачи.
– Да, конечно. Слушаю тебя.
– У меня сейчас семьдесят пуговиц.
Ну это я и сам прекрасно знал. Эти пуговицы буквально мне мозг проели. Каждую из них я отдавал с душевной болью. Иногда мне хотелось приврать – заявить, что она не очень-то постаралась в постели. Но Перл все равно не поверила бы мне, так как прекрасно чувствовала, как обильно я кончаю.