– Что ты можешь знать об этом?! – взревел я, вскакивая на ноги.
– А чего тут знать? И так все понятно.
Чтобы не убить брата на месте и выпустить душивший меня гнев, я перевернул стол.
– Да я спать спокойно с тех пор не могу! Каждую ночь я вижу ее лицо в кошмарах! Я не могу дышать, когда мне снится, что с ней произошло! Так что не смей говорить мне, что я ее не любил! Да для меня не было никого дороже! Я до сих пор чувствую себя так, будто она умерла вчера! Каждый день, слышишь, каждый день мне приходится переживать все снова! А ты расселся тут и имеешь наглость заявлять, что любил ее больше моего, хотя прекрасно знаешь, что это не так!
– Я так и думал. До этого дня.
Он так ничего и не понял. Дурак, что тут скажешь.
Кейн изобразил на лице гримасу отвращения и направился к двери.
– Отец бы не понял тебя.
Больнее ударить он не мог.
– Отец и так никогда меня не понимал, – заметил я.
Кейн взял бутылку скотча, и по стеклу побежала его кровь. Ее было так много, что на полу натекла целая лужица.
– И я тоже тебя не понимаю, – не оборачиваясь, бросил мой брат.
Этим вечером я велел подать обед в мой кабинет.
Я совсем не понимал, как мне правильно поступить. Мой родной брат, единственный близкий мне человек в этом мире, презирал меня. А единственная женщина, без которой я уже не мог жить, ненавидела меня.
Короче, дела обстояли хуже некуда.
Чтобы помириться с братом, я должен был отдать Перл Боунсу и убить ее на его глазах. Тогда в моей семье воцарится мир, и все закончится.
Но я не мог предать ее.
И проблема заключалась не только в том, что я мог бы обречь Перл на мучения, – я не мог расстаться с нею. Я не мог делиться ею. Одна мысль, что вскоре мне придется ее отпустить, приводила меня в отчаяние. И здесь не могло быть правильного решения. Если бы только я мог вернуться в прошлое – я бы ни за что не стал спасать ее. Пусть Кейн поступил бы с нею, как он и хотел. Зато моя жизнь осталась бы прежней.
Прежней и совершенно бессмысленной.
Открылась дверь, и в комнату вошла Пуговица. Она была закутана в плотное коричневое одеяло по самую шею. Я ощутил исходивший от нее жар. Лицо ее было покрыто густым слоем макияжа, глаза подведены – все, как я любил. Волосы тяжелыми волнами ниспадали на ее плечи. Все это были верные признаки готовности к долгому жесткому сексу.
Как мне ни было хреново в тот момент, член у меня немедленно встал.
Пуговица смотрела на меня, обдавая одновременно жаром и холодом. Она хотела меня и в то же время ненавидела.
И это чувство было взаимным.
Она отпустила концы одеяла, и оно упало к ее ногам. Так она и стояла передо мной, совершенно обнаженная, и на ее коже играли отсветы пламени, заставляя ее тело светиться. Осиная талия, полные сиськи. При этом спереди у нее не было ни единого шрама. Так что с этого ракурса она была само совершенство.