По щекам Пуговицы медленно потекли слезы.
– И как только она подошла ко мне, Боунс выстрелил ей в голову. Она смотрела мне прямо в глаза, и я прочел в ее взгляде последнее «прости». Она умерла мгновенно, не успев даже коснуться мостовой. Такие дела.
Пуговица не смогла сдержать рыданий, что внезапно вырвались из ее груди. Она зажала рот рукой, но всхлипы все равно вырвались наружу, и следом рекой хлынули слезы.
– Мы с Кейном всегда противостояли Боунсу. Он убил наших отца и мать. Потом расправился с Ванессой. Он решил искоренить весть род Барсетти и не собирался останавливаться. Вот почему Кейн так возненавидел тебя. Ведь ты – единственная возможность причинить Боунсу такую же боль, какую он причинил нам. Боунс очень хочет тебя – наверное, впервые в своей жизни.
Перл продолжала плакать, не отнимая руки ото рта. Звуки ее рыданий терзали мой слух. Она оплакивала человека, которого совсем не знала. Она оплакивала ту боль, что разрывала мне грудь. Она испытывала те же самые муки, которые душили меня каждый день.
– Кроу!..
Она поникла мне на грудь, обхватив шею руками.
– Кроу, мне так жаль!
Моя рубашка немедленно намокла от ее слез.
Я тоже обнял Перл:
– Я знаю.
– Это чудовище. Адский изверг…
Еще бы.
– Ты должен восстановить справедливость. Ты должен загнать его обратно в ад!
– В конце концов мы с Кейном достанем его.
Еще бы – если в ближайшее время нам не удалось бы покончить с Боунсом, он непременно выследил бы ее и попытался выкрасть. Теперь я боролся не только за память сестры – я боролся и за эту женщину, которая так глубоко запала мне в душу.
– Когда я увидел, как ты дралась с моими людьми за свою жизнь… я почувствовал, как между мной и тобой протянулась некая ниточка. Я будто увидел снова свою сестру. Но в то же время я немного злился на тебя, потому что моя сестра не была такой же отважной, как ты. И тебя, и ее похитили приблизительно в одно и то же время, но ты не сломалась. А она не выдержала.
– Это не означает слабость.
– Да, я понимаю… но все равно она не была достаточно сильной.
Пуговица притянула меня к себе и прижалась ко мне лбом. Слезы все еще текли по ее щекам.
Именно так она вела себя в прошлый раз, после чего я не мог общаться с нею несколько недель. И близость, и уязвимость – все это слишком сложно для меня. У меня в груди словно провертели дыру, боль от которой я не мог выносить. Я впустил ее в свое сердце, хотя этого делать не следовало. Всякий раз, стоило мне привязаться к человеку, и он тут же погибал. Если бы я пошел дальше, то никогда не смог бы сохранить душевное равновесие.