Черт, не было бы недавних травм, кое-как пошедших на поправку, спрыгнул бы по ходу движения — только его и видели! Так нельзя, потому что риск покалечиться, если не убиться нахрен, большой. Стоп, а почему именно ему нужно сходить?
Тойво, ни на кого не глядя, поднялся со своего места, и неторопливо пошел в тамбур. Боковым зрением он отметил, что следом за ним отправился еще один пассажир, молодой парень в добротной красноармейской шинели откуда-то с передних мест. «Латыш» остался на месте. Может, покурить, конечно, приспичило. Вскрытие покажет.
Антикайнен задумчиво посмотрел на выкатывающиеся из-под колес рельсы, открыл защелку на замке боковой двери и встал так, чтобы парень в шинели в тамбуре оказался бы подальше от двери, ведущей в вагон.
Тойво не раздумывал, что бы такое ему предпринять. Он знал, что нужно делать. Ни волнений, ни, тем более, колебаний не ощущалось. Поэтому, выждав для порядка пару-тройку минут, Антикайнен приблизился к парню, насколько это было возможно, и пристально посмотрел тому в глаза.
Тот, слегка удивившись, потом удивляться перестал. Его взбесило такое поведение, вот он и выдал на-гора то, что, порой, говорят в таких случаях:
— Ну, чего уставился?
Тойво по-русски все еще говорил плохо, а парень в шинели пользовал именно этот язык. Поэтому он промолчал, не пытаясь пойти на контакт, пусть и словесный. Вместо этого Антикайнен решился на телесный контакт, а именно: резко ткнул парня двумя напряженными пальцами левой руки в основание шеи, и когда тот закатил глаза, искривившимся ртом пытаясь вдохнуть воздух, ухватился все той же левой рукой за его глотку.
Одновременно с этим Тойво вытащил из-за пазухи свой гигантский револьвер, отвел руку с пистолетом назад до отказа и, не оборачиваясь, спустил курок. Выстрел щелкнул, как звук переломленного пополам сухого ствола. Тотчас же «латыш», только вошедший в тамбур, отшатнулся к противоположной стене и вскинул руки к своей простреленной груди.
Антикайнен в два шага достиг боковой двери, ведущей из вагона, отпихнул ногой осевшего возле нее человека в разорванном на груди белом полушубке, распахнул саму дверь и послал в нее парня в шинели, которого так и продолжал держать за горло. Тот беззвучно и даже как-то горестно взмахнул руками и сиганул прочь. Тотчас же следом отправился «латыш», который уже не выказывал никаких по этому поводу недовольств.
Все про все заняло не более минуты. Тойво захлопнул дверь, поставил ее на защелку, убрал пистолет и оправился. Огляделся — будто ничего и не было.
Придав лицу самое постное выражение, на которое только был способен, вошел в вагон и прошел к своему месту. Тревожные взгляды прочих пассажиров, обеспокоенных громом выстрела, никак его не задевали. Он присел на скамью и принялся смотреть в окно. Люди еще некоторое время недоуменно переглядывались, потом каждый вновь погрузился в себя, либо в холодную курицу, если таковой посчастливилось оказаться в дорожных припасах.