Tyrmä (Бруссуев) - страница 4

Это было несколько неожиданно, даже боль поспешно ушла в неизвестном направлении — скорее всего, затаилась где-то поблизости. И Тойво понял, что где-то есть холод, где-то — тепло, а желудок воет, как мартовский кот. Вероятно, такой вот был триумф — организм начал пробуждаться.

И пробудился бы, да вернулась боль, потом звуки капели, а потом все исчезло.

Еще несколько раз Тойво глотал хлебную кашицу, запивая жидкостью, принимал страдание, слышал и вновь прекращал слышать «кап-кап». А потом на него обрушилась мысль: «Что это?»

Ответа, конечно же, найти не удалось, зато желудок замолчал, весь удовлетворенный, или же наоборот — потрясенный.

«Что это?» — опять возникло в голове.

«Mika, mika, mikaaaaaaa», — слово начало гулять внутри его сознания, отражаясь, как эхо в горах, от стенок узилища этого самого сознания. Тойво выяснил, что у него есть голова. Действительно: где еще может прятаться сознание? У некоторых, вероятно, в заднице. Но у него — определенно в голове.

«Tama on», — прошелестело и угасло.

Голова начала раскалываться от боли. А еще спина и рука. Живот, явно потрясенный соседством со столь важными органами, затих — вероятно, переварив, между делом, все, что ему было нужно переварить.

Тойво провалился в нереальность, однако на этот раз не в пустую, темную, или же раскаленную. Что-то мельтешило на грани его восприятия, что-то дергалось и дрожало.

«Там», — ему показалось знакомым это слово. Эх, еще бы пару глотков, и он определил бы, что же «там»?

Ого, да у него голова уже полна мыслей — сумбурных, бессвязных, бредовых, обрывочных, но все-таки о чем-то думалось! Трудно было уцепиться за них и понять смысл, но это уже шаг вперед. А там — что было там? Там было прошлое. И боль эта вся из прошлого.

Тойво постарался напрячься и застонал. И тотчас же расслышал слова, произнесенные другим человеком:

— Спокойно, паря, все у тебя будет хорошо. Попей-ка еще водички.

Чужой голос взволновал Антикайнена, потому что он осознал, что не один в этой вселенной, что есть еще люди. И в то же самое время у него возникла твердая уверенность: он один в этом мире. Больше нет и никогда не будет рядом с ним Лотты. С пониманием этого дальше жить решительно невозможно, нельзя и, в общем-то, ненужно.

Он сделал еще один глоток из поднесенной к губам оловянной кружки и со вздохом замер. Его дыхание сделалось мерным, и Антикайнен уснул.

— Ну, вот и замечательно, — сказал голос.

А где-то во сне к Тойво пришел на своих козлиных ногах Пан. Он коротко хохотнул своим блеющим голосом и внезапно стал очень серьезным. Такого Пана Антикайнен не помнил никогда. Конечно, и раньше, и сейчас в реальности подобных визитов можно было усомниться, но вот в памяти образы, навеянные то ли богатым воображением, то ли погодными условиями сохранились навсегда.