Эти расспросы начали действовать мне на нервы.
– Так вот, слушай внимательно, Катрин, – заявил я, повысив голос. – Софи – случайная знакомая с кладбища, и только. Я любил Элен, очень любил. Я все еще ее люблю, если хочешь знать. И я не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь снова полюбить другую женщину, – добавил я с вызовом. – Ты наконец поняла?
Она испуганно кивнула:
– Да, Жюльен.
Затем она собрала с земли рассыпанные листки моего письма вместе с рисунком Артюра и конвертом.
– Ну, я, пожалуй, лучше пойду, – сказала она и понуро поплелась прочь по узкой дорожке.
Постояв еще немного у могилы Элен, я довольно беспомощно посмотрел на моего прекрасного ангела. Нельзя сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал.
Александр оказался совершенно прав в своем предположении, но в то же время не совсем прав. Оказывается, Катрин питала ко мне интерес гораздо больший, чем я думал. Но писем она не брала. И она не имела отношения к тем маленьким дарам, которые я находил в тайнике.
Или все-таки это она?
Голова у меня гудела, как пчелиный улей.
Но если это не она, то кто же в таком случае?
Ах, Элен! Как же все перепуталось!
Я снова убрал письмо в конверт и положил его в тайник, который все это время так и стоял открытый. Затем поплелся по дорожкам кладбища тяжелой стариковской походкой.
И только когда за мной с шипением закрылись двери вагона метро, я вспомнил, что совсем забыл про встречу с Софи.
Глядя невидящим взглядом в темноту туннеля, по которому мчался поезд, я еще не догадывался, что с девушкой, занимающейся реставрацией каменных скульптур, я теперь не скоро встречусь.
Иногда за короткое время события следуют одно за другим такой непрерывной чередой, что ты не успеваешь вздохнуть. А затем неделями не происходит ничего.
И для меня, очевидно, настала та фаза, когда ничего не происходит.
Воцарилось молчание – оно буквально окружало меня со всех сторон. И это молчание меня тревожило.
Катрин старательно избегала меня. После скандала на кладбище она больше не приглашала меня зайти, а когда Артюр ходил к ней поиграть, то она провожала его до наших дверей и немедленно исчезала. Нечаянно столкнувшись со мной в подъезде, она спешила незаметно прошмыгнуть: мои резкие слова, наверное, сильно ее задели. Она затаилась, и было бы неудивительно, если бы она обиделась на меня. Катрин принадлежала к тому типу людей, которые замыкаются в молчании. Хотя ведь это она взяла мое письмо, вызвав тем самым мой гнев. Ну пускай я отреагировал слишком резко, но ведь я ее все-таки простил! Так что нечего ей корчить из себя невинную овечку.