Любовные письма с Монмартра (Барро) - страница 67

 – сказал он мне в разъяснение (и я не мог сдержать улыбку), – тогда вы целуетесь и уже ходите вместе.

– О… Вау! – воскликнул я с облегчением. – И она, то есть Джульетта, с первого раза ответила тебе согласием, когда ты ее спросил?

– Да, – радостно подтвердил он и снова прижался ко мне. – Теперь мы за столом всегда садимся вместе и занимаем место друг для друга. Она говорит, что я клевый.

– Ну конечно же ты у нас клевый парень, – сказал я, потрепал его по волосам и решил сразу взять быка за рога.

– Знаешь, Артюр, я тоже должен тебе кое-что сказать.

Он сделал большие глаза.

– Про Катрин? – спросил он.

Я кивнул:

– Да. Мы с Катрин друзья, но… мы вместе не ходим, понимаешь?

Он неуверенно кивнул.

– А мадам Гренуй сказала…

– Мадам Гренуй – сварливая старушка, которая любит наговаривать на людей и рассказывать всякие глупости, – перебил я его. – Однажды утром она увидела, как я выходил от Катрин, а ты тогда был в Онфлёре с бабушкой. Но я просто утешал Катрин, потому что она осталась совсем одна в день рождения. Вот я и просидел у нее до утра, чтобы ей не было так грустно. – По крайней мере, мои слова не были сплошным враньем. – Я думаю, ты это понимаешь.

– Да, папа, конечно, – сказал Артюр, видимо успокоенный моими словами. – Катрин мне тоже уже сказала, что вы с ней просто друзья.

– Так и есть, – кивнул я с облегчением.

– Только знаешь что?

– Нет. И что же?

– Если хочешь, то пускай она будет моей новой мамой, это ничего. Она же добрая. Совсем не такая, как злая мачеха в «Золушке». – И тут он сладко зевнул.

– Тут ты совершенно прав, – сказал я. – Но все равно мы с Катрин просто друзья. И так оно и останется.

Он сонно кивнул, и я отнес его в постельку.

В эту ночь мне приснилась рыженькая девчушка по имени Джульетта. Она сидела в онфлёрском саду на больших качелях под старой пинией и радостно качалась, а мой сын стоял сзади и раскачивал ее, восклицая: «Выше, Джульетта, еще выше!»


Спустя несколько дней я снова вышел на улицу. Небо над Парижем сияло лазурной голубизной. Настал май, в парках распускались цветы и деревья. В лицо мне светило жаркое солнце, а в куртке у меня лежало длинное письмо к Элен, написанное за эти дни. Хотя я тогда был болен, мне было о чем ей рассказать.

Я спустился в метро. Как мне показалось, лица у людей были несколько приветливее, чем обычно. Глядя на букет весенних цветов, который я купил, я порадовался, что положу такую красоту на могилу Элен.

Кладбище Монмартра выглядело как райский сад, одетый буйно распустившейся зеленью. В листве щебетали птички, и воздух был напоен ароматом цветущих каштанов.