Что ты вернешься ко мне и мы будем вместе, как в те майские дни? Что в моей жизни произойдет счастливый поворот?
Когда я давал тебе это обещание, Элен, я еще не догадывался, что писание писем обернется для меня такими приключениями. Но так уж вышло: начались приключения и загадки, о которых не знает больше никто, кроме Александра. Или есть еще кто-то третий?
Ах, Элен! Иногда я и сам не знаю, чего мне желать! Хотя нет – все-таки знаю. Я желаю продолжения этой странной игры, полной больших вопросов и маленьких ответов! Как представлю себе, что не буду больше ничего находить в тайнике, что все это прекратится, прервется этот контакт, – даже думать об этом не хочется! Боюсь, это был бы для меня страшный удар!
Ты как-то сказала, что писание писем, наверное, мне поможет, и оказалась права, мудрая женушка! Я пишу тебе эти письма и отвлекаюсь от лишних мыслей, это занятие собирает мою жизнь воедино, дает мне опору и энергию. Я уже не говорю о надежде получить ответ.
Все это так фантастично, что я никому не решаюсь рассказывать, а то подумают, что я созрел для психушки. А между тем иногда мне хочется кричать, чтобы сообщить всему свету. Ведь у меня такое ощущение, что мои письма кто-то читает, что меня ждет ответ, предназначенный для меня, Жюльена Азуле.
Все это спасает меня, Элен, помогает мне держаться в тяжелейший период моей жизни, и даже, как это ни безумно, дает мне надежду.
В воскресенье maman водила нас с Артюром на «Волшебную флейту» Моцарта. Это было представление под открытым небом, его устраивала независимая театральная труппа в парке Монсури, где специально для этого спектакля соорудили подмостки. Спектакль был детский, но сколько в нем было магии! Мы сидели как зачарованные и держались за руки – mamie, я и Артюр. Мы смеялись над глупостями Папагено, над проделками Папагены. И вместе с Тамино и Таминой мы прошли путь, на котором большая любовь побеждает во всех испытаниях.
Возможно, и меня впереди ждут испытания. Я буду сильным, любимая, и не поддамся унынию. И буду хранить веру в то, что все когда-нибудь закончится хорошо. Потому что сейчас у меня есть только одно: эта вера.
Жду от тебя знака и целую тысячу раз.
Жюльен
Май прошел, и скорбь, которая свинцовой тяжестью лежала у меня на душе все это время, сменилась лихорадочным ожиданием. Если раньше я лишь кое-как «функционировал», то теперь я все время был в состоянии нервного возбуждения, это заметил даже мой сынишка.
– Папа, ты все время качаешь ногой, – заметил он, когда мы сидели за столом на кухне.