Последний раз я видела ее плачущей в те дни после его смерти. Может, она устала от репетиций и вечерних занятий, а может, слишком много работала – до премьеры ее спектакля оставалось всего две недели. Но через несколько минут я поняла, что это не что иное, как горе. Она закрыла лицо руками и продолжала беззвучно рыдать, но ее скорбь была настолько осязаемой, что я ощущала ее физически. Я стояла перед ней, дрожа, не в силах открыть рот. Я вспомнила, что она выгородила меня, когда появилась статья о папе, и не расспрашивала о том, как вся эта информация попала к журналистам. Она защищала меня, но в то же время виделась с ним без меня. Это был эгоистичный поступок, и боль от ее предательства была так сильна, что ее слезы перестали меня трогать.
– Поверить не могу, что ты встречалась с ним перед его смертью и не сказала мне.
– Я твоя мать и не обязана рассказывать тебе все.
– Ты не дала мне шанса.
Анук встала со стула и принялась ходить туда-сюда по маленькой кухне. Она вытерла глаза и собрала волосы в пучок.
– Я боялась, что ты обидишься на меня, – прошептала она.
– Ты виделась с ним в сентябре без меня. Все это время я как идиотка ждала его звонка.
– Да, я виделась с ним дважды. Может, мне надо было настоять, чтобы он тебе позвонил.
Анук говорила тихо и качала головой, как бы обращаясь к самой себе.
– И почему же ты этого не сделала? Мне казалось, что я для него не существую.
– Сколько раз нужно тебе напоминать, что ты была для него важна?
Она шумно выдохнула и подняла глаза к потолку. Меня поразило, что ее настроение с такой скоростью переходит от одной крайности к другой. Почему она думала, что я ей поверю?
– Но ты могла бы взять меня в mairie, чтобы исправить свидетельство о рождении.
– Ты знаешь своего отца. Он реагировал на трудные ситуации типичным для своего поколения образом. Избегал эмоциональных конфликтов. Он хотел подождать еще немного и только потом встретиться с тобой.
Я стояла посреди кухни и теперь злилась на нее за то, что она утаила от меня эту радостную новость. Что еще они от меня скрывали? Может быть, я никогда не узнаю масштабов этого обмана, как она никогда не узнает о жизни, которую я прожила с Брижит и Давидом.
Я пошла за ней в гостиную. Она устроилась на диване, скрестив ноги. Я смотрела на нее сверху вниз. Она нервно теребила пальцы. Ее плечи обмякли, и на миг она показалась мне хрупкой. Я хотела, чтобы она вела себя как раньше. Прежде она не боялась моей реакции, нисколько не заботилась о том, нравятся мне ее слова или нет, и шла вперед в собственном темпе, не глядя по сторонам.