Через час пришла Матильда, обняла Анук и долго не отпускала. Я не могла припомнить, чтобы они хоть когда-нибудь обнимались. Матильда села рядом со мной и легонько сжала мои плечи.
– Что ты собираешься делать? – спросила она у Анук.
– Ничего. – Та скривилась. – Я знаю, что он будет в ярости. Этого он не хотел.
– Почему? – перебила ее я. – Ты думаешь, он разозлится?
– Ты знаешь своего отца.
– Может, все не так уж страшно, – сказала Матильда.
– Еще как страшно. Я уверена, что сейчас он в стадии отрицания.
– Но вы же должны были это обсудить, – сказала я. – Разве у вас нет плана на такой случай?
– План состоял в том, чтобы продолжать жить как раньше. Чтобы у твоего отца были две отдельные жизни.
Я держала телефон под рукой, как в день рождения, и ждала, что он позвонит. Время шло, статью распространяли другие новостные издания. Мне стали приходить выражавшие самые разные чувства сообщения от школьных знакомых. Раньше эти девочки со мной не разговаривали. “Ты в новостях!” “У тебя все хорошо?” “Я и не знала, что у тебя знаменитый отец”. Диана, Камилла, Лора. Обычно они собирались во дворе, в месте, отведенном для курения. Я была недостаточно популярна, чтобы стать частью их компании. Мы с Жюльет презирали их за то, что они пустышки.
Я поднялась к себе в комнату и отправила сообщение Жюльет. Она не читала новости, и я боялась, что она услышит сплетни. Я объяснила, почему не пришла сегодня в школу. Сердце у меня колотилось, когда я набирала: “Журналисты знают о моем отце”.
Она ответила через полчаса, на перемене между математикой и биологией. “Мне ужасно жаль, Марго. Встретимся у меня вечером? Я буду дома к 18:30”.
До полудня мы смотрели в гостиной телевизор. Матильда приготовила обед – салат с редиской и ломтиками сыра. Она купила свежий багет и прибралась на кухне: запустила посудомойку и вымыла плиту. Анук переместилась в угол дивана, подтянула колени к груди и что-то яростно набирала в телефоне.
– Кому ты пишешь? – спросила я.
– Не твое дело, – ответила она.
Я старалась заглушить гул в груди, однако он становился все громче с каждым часом. Я не находила себе места. От папы не было никаких новостей. Я носила телефон с собой – на случай, если он позвонит. Где он? Ненадолго я представила себе, как они ссорятся с мадам Лапьер, как папа заявляет, что он нас не стыдится. Я пыталась не придавать значения тому, что сказала Анук, – что он должен быть в ярости. Я не ждала такого результата, но даже если он и в самом деле возмущен, стал бы он резко отзываться о нас? Стал бы отрекаться от своего участия в нашей жизни и утверждать, что сделал ошибку? Я не помнила, чтобы он когда-нибудь сердился на меня. Я вышла на балкон и стала смотреть вниз, на тротуар, думая, не интервью ли пришли брать все эти мужчины и женщины, проходившие мимо нашего дома.