– Это здесь они живут? – спросила Жюльет, глядя на деревянную дверь.
Наверху блестел поблекший медный номер. Улица была пуста.
– Надо уходить. – Я потянула ее за руку.
– Ты знаешь, на каком они этаже?
Я посмотрела на окна. Многие были закрыты деревянными ставнями. Папа говорил, что им принадлежит целый этаж. У мадам Лапьер был чуткий сон, поэтому они закрывали ставни, чтобы шум машин не будил ее по утрам.
– Нет, – сказала я, – но я знаю, что спальня выходит на улицу.
Жюльет расхохоталась и вдруг издала громкий вопль. Он пронзил меня насквозь и отразился эхом от тротуара. Улица ответила тишиной, словно сомневалась, был ли этот крик или нет.
– Ты что делаешь? – прошептала я.
– Мы устроим так, чтобы сегодня им выспаться не удалось, – сказала она. – Отплатим им той же монетой. Попробуй, тебе станет легче.
Она толкнула меня к самому дому и мягким движением потянула мою голову назад, чтобы мой подбородок касался каменной стены, а глаза смотрели на окна снизу. Она встала рядом, прижавшись ко мне плечом.
– Давай вместе, – сказала она.
Мы закричали одновременно. Нам даже не нужно было считать до трех. Крик наполнил наши легкие и вырвался у нас обеих разом. В доме начали открываться окна, но мы стояли в темноте, и сверху нас не было видно.
– Что происходит? – донеслось до нас. – Заткнитесь! Кучка пьяных придурков!
Мы подождали пару минут, пока окна не закрылись.
Я отбежала от Жюльет на середину улицы, сложила ладони рупором и заорала:
– PAPA! PAPA! PAPA!
Я не произносила это слово уже несколько недель, и оно всплывало из глубины, как ныряльщик, пытающийся глотнуть воздуха, кромсало мне горло, вызывало слезы. Кажется, я потеряла счет времени. Я чувствовала, как Жюльет тащит меня по улице, и видела, что в окне появилась фигура, что кто-то смотрит на нас. Не папа, какая-то женщина.
Я была уверена, что после этой ночной выходки папа позвонит. Окна распахнулись, ставни тоже, и все в доме слышали меня. Он должен был узнать мой голос, как мать на свадьбе узнала свою дочь, когда та закричала: “Maman!”
Раньше я как одержимая изучала фотографии мадам Лапьер и читала новости, но теперь держалась от них подальше, опасаясь того, что могу узнать. Я боялась статей, которые представляли папу безвольным человеком, предавшим свою жену, статей, которые предполагали, что у него могли быть другие романы, и особенно тех статей, которые утверждали, что он по-прежнему встречается с Анук.
Образ женщины, стоявшей у окна, преследовал меня. Я думала, что это была мадам Лапьер, но уверенности у меня не было, и я всякий раз гнала эту мысль. Спустя некоторое время женщина начала стираться из моей памяти, превратилась в силуэт, а потом исчезла совсем.