Дейнджерфилд добавил дату и протянул бумагу хирургу, тот прочел и уставил на собеседника хмурый и неуверенный взгляд.
– О, достаточно только спросить… Всякий, кто бывает в Чейплизоде, скажет вам, кто я; и еще вам нужна некоторая сумма, не так ли?.. Чтобы выйти отсюда… Какая именно?
– Всего семь гиней. Один небольшой счет плюс расходы. Восемнадцати гиней хватит на все, если за ночь не пришел еще счет.
И они отправились к «окошечку» и узнали, что все в порядке. Мистер Дейнджерфилд проявил щедрость, а хирург обещал на следующий день в семь явиться в дом Стерка.
– И прошу вас, доктор Диллон, приезжайте в карете, – сказал Дейнджерфилд, – и приоденьтесь… ну, вы понимаете. Они к этому привыкли: Пелл и другие доктора всегда бывали при параде.
Вслед за тем они расстались; хирург со своим легковесным багажом вскочил в карету и со звоном покатил домой, навстречу свободе.
Глава LXXXIV
Христиана отходит, а Дэн Лофтус возвращается домой
В тот вечер Лилиас Уолсингем рано утомилась и была очень слаба (как подумалось Салли), поэтому охотнее обычного легла в постель, и доброй старой няньке показалось, что она выглядит как-то странно и временами заговаривается.
Она долго лежала спокойно, а потом внезапно подняла свои прекрасные глаза и чистым радостным голосом проговорила:
– Мама!
Старая Салли сказала:
– Здесь только я, дорогая мисс Лили.
Лили смотрела серьезно, затем восхищенно улыбнулась и произнесла только:
– О!
Наверное, ей казалось, что она видит свою мать.
Во всех ли случаях это бывают иллюзии? Или, быть может, когда сгущаются сумерки и тают очертания земных предметов, являются небесные звезды, ясные и вечно неизменные, и сияют перед погруженными во тьму очами смертных?
Вечером, когда тетя Бекки сидела с племянницей в гостиной, вошла горничная, что-то шепнула мисс Гертруде и вложила ей в руку записочку. Ненадолго наступило молчание.
– Ох, тетя… тетя! – В глазах Гертруды был ужас. – Тетя! – Она обняла тетю за шею и отчаянно зарыдала. – Бедная Лили умерла… вот записка.
Старая тетя Ребекка взяла записку. Более всего она гордилась своим стоицизмом. Смертельно побледнев, она велела племяннице взять себя в руки: тетя Бекки придерживалась того убеждения, что чувства следует обуздывать и это вполне возможно – требуются только усилия и решимость. Она прочитала записку, держа голову очень прямо, только мускулы у нее на лице подрагивали.
– Гертруда, если когда-нибудь ступал по земле ангел… бедный осиротевший старик…
Тут принципы ей изменили, и тетя Ребекка заплакала, села и разрыдалась вовсю; обняла племянницу, расцеловала и снова перемежала слезы с поцелуями.