Очнулся капитан Деврё только на мосту, у противоположного берега. Это было недоброе пробуждение. В капитане вспыхнула настоящая ярость. Не мое дело повторять ужасные, нечестивые слова, в какие вылился его исступленный порыв. Незадолго до пяти он вернулся к себе, но спать не лег. Он садился, вставал, ходил кругами по комнате, внезапно останавливался у окна; он налегал локтями на оконную раму, сцеплял кисти и стискивал зубы; так и проползли эти часы одержимости, ночи и одиночества, и на востоке небосклона появилось холодно-серое свечение; тогда Деврё сделал глубокий глоток огненной летейской воды, бросился на постель и мгновенно впал в глубокий беспробудный сон.
Когда к его постели подошел в семь часов слуга, Деврё лежал без движения, с горящими щеками, и разбудить его не удалось. Возможно, это было к лучшему: иначе бы он заболел воспалением мозга или сошел с ума.
Однако вслед за пароксизмами горя наступает нередко каменное оцепенение, страшный упадок сил. Это то же отчаяние, только не бурное, а тихое. Когда бедная Леонора перестала биться в истерике, вырывать «свои черные, цвета воронова крыла, волосы» и изрыгать богохульства, былое видение явилось ей в ином обличье – печальнее и нежнее, но с этим фантомом она, мучимая страхом и одиночеством, сошла в могилу.
Тем утром часть соседей отправились в Дублин, где Чарльзу Наттеру должны были предъявить обвинение в нападении с целью убийства на Барнабаса Стерка, эсквайра, доктора медицины и хирурга Королевской ирландской артиллерии. Время тянулось медленно, почтенные чейплизодские сплетники изнывали в ожидании новостей. Каждый, кто встречал соседа, непременно спрашивал: «Не слышно чего-нибудь о Наттере?» – и останавливался почесать языком; потом кто-нибудь вслух удивлялся, что Клинтон, слуга доктора Уолсингема, до сих пор не вернулся; тогда другой взглядывал на свои часы и говорил, что уже час дня; оба соглашались, что Спейт, уж во всяком случае, возвратится с минуты на минуту, так как ему нужно в два часа посмотреть у Фейгана племенную кобылу.
Наконец Спейт и в самом деле появился. Тул, бывший по делам в других местах, въехал в город со стороны Лейкслипа и сейчас, спешившись, вел с майором О’Нейлом разговор на ту же животрепещущую тему. Закадычные приятели завидели у дорожной заставы Спейта – тот, предъявляя свою подорожную, успел поговорить со служащим. Разумеется, новости были. Служащий с заставы их уже знал, и Тул со всех ног бросился туда, а майор – за ним, не отставая. Раз или два Тул отчаянно встряхивал головой, а когда был уже близко, махнул рукой. Сердце его чуяло беду.