На лестнице Джон Трейси выразил мнение, что хозяин дома готов принять визитера, однако пожелал в этом убедиться. Высокой, закутанной в плащ фигуре пришлось дожидаться у дверей, пока слуга – правда, очень скоро – не вернулся с известием, что доктор Уолсингем нижайше просит капитана пожаловать к нему в кабинет.
Завидев Деврё у порога, священник шагнул ему навстречу.
– Надеюсь, сэр, – неуверенно проговорил капитан, – что вы простили меня.
Доктор взял его руку и, крепко стиснув в своей, произнес:
– Что тут вспоминать? Нас обоих постигло горе. Нельзя не печалиться, сэр, но вам еще тяжелее.
Деврё молчал, явно взволнованный, – иначе с чего бы ему было натягивать плащ на самый лоб и упорно не отводить глаз от пола?
– Она оставила записку – совсем коротенькую, но каждая строчка ее должна чтиться свято.
Доктор порылся в бумагах на столе и протянул капитану листок, исписанный красивым почерком Лили.
– Мой долг – передать это вам… О, дорогая моя дочурка! – И старик горько заплакал. – Прошу вас, прочтите это, написано очень разборчиво… Какие тонкие у нее были пальцы!
Деврё бережно принял листок и прочитал следующее:
Мой дорогой отец не откажется сообщить, я думаю, – если только не сочтет это неуместным – капитану Ричарду Деврё, что я не столь бездушна и неблагодарна, какой могла показаться, но, напротив, весьма признательна за проявленное им по отношению ко мне внимание, хотя и очень мало, убеждена, мною заслуженное. Вряд ли мы могли бы быть счастливы вместе; но теперь уже все позади; великое утешение для друзей, разлученных на земле, заключается в мысли, что, если Господь соизволит, они вновь соберутся вместе в ином пределе. С тех пор как мой дорогой отец вручил мне послание капитана, я не виделась с капитаном Деврё и не говорила с ним, однако хотела передать ему именно эти слова, а также попрощаться и пожелать всего самого доброго.
Лилиас
Пятница, вечер
Капитан Ричард Деврё прочитал эту безыскусную записку, перечитал еще раз и тихо спросил:
– О сэр, можно мне оставить это у себя, ведь это мне написано, – можно?
Кому приходилось слышать дивное эхо в окрестностях Килларни, когда рожок умолкает, но сыгранная мелодия отзывается издали – и до слуха вновь доносятся словно рожденные волшебством обрывки отзвучавшей музыки, те, наверное, отыщут в памяти нечто сходное с воздействием мыслей и переживаний давнего прошлого: на самый короткий миг являются нам из пучины вечного безмолвия нежные и грустные признания, что слетели с давным-давно исчезнувших уст.
Простые и печальные слова прощания – других уже не суждено было ему услышать – много-много раз одинокими ночами твердил вслух капитан Деврё и без конца восклицал и восклицал в ответ: