Но, кроме боли, на границе разума маячило еще что-то. Что-то странное. Нет, мое дикое, отчаянное желание, чтобы боль прекратилась, чтобы кто-нибудь мне помог, чтобы наконец вообще весь этот кошмар закончился, — оно само собой.
Только вот почему перед глазами так и стоит искаженная ужасом и не менее дикой болью морда бородатого убийцы? Почему я вижу, как у него у самого вдруг фонтаном начинает хлестать из горла кровь, не давая даже закричать? И почему… почему я знаю, что вот сейчас этот придурок сдохнет у моих ног, а я этого не хочу?! А где-то там, в отдалении, умирает еще один человек, и его смерти я тоже не хочу.
Да что такое?!
Никто не должен умереть!
Ярость и нестерпимые мучения смешались в одно, когда я заорала — не знаю, мысленно или вслух:
— Не смей, скотина! Не смей умирать, пока не поможешь мне! Вынь нож!
Глаза убийцы в тот же миг словно остекленели. Он задергался в конвульсиях и вдруг закрыл рот. Кровь перестала хлестать из него, мужик выпрямился, надвинулся на меня, и в следующий момент я чуть снова не потеряла сознание — он действительно вынул из меня свою заточку. Может, это было глупо — я знала, что это запросто спровоцирует внутреннее кровотечение, — но мне просто нестерпимо хотелось, чтобы раскаленное и в то же время ледяное лезвие убралось из моего тела и перестало так жечь.
— Простите, госпожа. — Сильные руки приподняли меня, снимая стянутые веревкой запястья с крюка.
— Охренеть, — пересохшее горло совсем отказалось сотрудничать, но это слово выдавило. Слишком сильно я… удивилась.
Между тем меня бережно взяли на руки и потащили куда-то в темноту. Я мельком успела увидеть столб и лужу крови под ним. Да уж, тот, кто утром первый обнаружит это зрелище, решит, что меня там на куски порезали, не меньше. Интересно, почему я все еще жива? И что вообще происходит?
Я всю дорогу об этом размышляла, пока бугай укладывал меня на сено где-то в дальнем конце конюшен, пока бегал за водой, чтобы напоить и обмыть рану, пока туго бинтовал тряпками ребра. Пока, дав мне прикусить какую-то деревяшку, чтобы не скулила, разминал мне плечи: за сутки висения на столбе те так затекли, что опустить руки я просто не могла, и ему пришлось с этим повозиться.
Что это вообще такое? С какой стати психованный придурок вдруг превратился чуть ли не в мать родную или как минимум в няньку и преданного слугу? От его «простите, госпожа» и «потерпите, госпожа» у меня прямо тошнота к горлу подступает. Какого, брюкву всем в зад, тут творится?
Не знаю, сколько времени прошло. Но утро еще не наступило, когда я после короткой дремы резко открыла глаза и поняла, что у меня, конечно, тело еще болит от пяток до макушки, особенно левый бок, но уже терпимо. И я даже могу попробовать встать. Регенерация серебряной крови? Не знаю и знать не хочу, главное — результат.