Не знаю, что меня толкнуло. Ну, кроме иррационального чувства, что за этих двух оболтусов отвечаю я. Главное, второй мне даже клятв никаких не приносил. И что? А ничего… орали оба одинаково громко, господин Жуй явно руки не жалел.
Но это было вчера. До того, как прошла ночь и перед рассветом сознание стало медленно уплывать в липкое марево невнятных кошмаров.
Вторая ночь у столба пришла неожиданно, когда я уже перестала ее ждать — так долго она не наступала. Половина срока прошла. Или меньше? Или больше? Ни брюквы уже не соображаю. Но уходить в забытье мне даже понравилось — там хреново, но наяву еще хуже. Вот сейчас белесый туман бессознательного затянет двор, спрячет шепчущихся в отдалении слуг — ко мне никто не смел приближаться, — скроет звуки и огни факелов…
Когда я в следующий раз пришла в себя, первое, что почувствовала, — чьи-то жесткие пальцы на плече.
Ресницы слиплись, поэтому я даже не сразу смогла открыть глаза. А когда открыла, поняла, что лучше бы я этого не делала.
Потому что прямо напротив меня скалилась страшенная, заросшая черной бородой по самые глаза рожа. Знакомая рожа.
Я уже и забыла про бугая, которого за драку в коридоре сослали из кухни в конюшни на самые черные работы. А вот он, похоже, обо мне не забыл. Напасть днем не смел, но сейчас ночь, я у столба, мои руки стянуты веревкой и подвешены на здоровенный крюк, а вокруг ни души. Двор совершенно пуст.
— Попался, гаденыш, — прошипела морда, расплываясь в людоедской ухмылке.
— Только сунься, заору так, что половина замка сбежится. — Я сама не очень верила в это, потому что в горле давно уже пустыня Сахара и каждое слово приходится выталкивать с трудом и хрипом. Но я попытаюсь — уж больно мне не нравится длинная тонкая палка в руках бугая.
— Ах ты, падаль! — разъярился он, понимая, видимо, что его месть может провалиться. Да, вокруг никого, но, если я начну голосить, стража на стене меня точно услышит и кто-то обязательно прибежит на шум.
— Ну все, сучонок, не жить тебе. — Рука на моем плече сжалась так, что едва не сломала его, я уже открыла рот, чтобы заорать из последних сил, и…
Острое и холодное вонзилось под ребра, сразу проникая куда-то глубоко, так глубоко, что даже не было больно в первый момент. Я почувствовала, как левый бок становится мокрым. А потом…
А что потом произошло, я просто не поняла. Нет, в голове появилась четкая картинка: этот психованный конюх воткнул мне что-то типа острой пики в бок. И боль, которой сначала не было, теперь очень даже есть, она такая огромная, что заслонила собой почти все.