— Почему у меня на попе шерсть пушистей, чем на голове? — возмутилась я, доставая осколок. Зеркало молчало, не подавая признаков жизни. Видимо, чувствовало, что с шампунем на вырост волос переборщило.
Я прошлась по комнате, заглянула в санузел, вздохнула при виде слива. «Эй! У вас тут опять засорилось!» — представила я, как ору каждые пять минут, а по коридору бежит артель засосальщиков с вантузом.
— А почему бы не остаться? — спросила я сама у себя, понимая, что от зеркала нет никакого толку. Мысль о том, что чем дальше влез, тем ну его нафиг, все равно не давала покоя.
Меня все равно не выберут. Это и так понятно. А с другой стороны, я могу вообще исчезнуть отсюда в любой момент!
— Здравствуйте, госпожа, — произнес вкрадчивый женский голос, а дверь скрипнула. — Бог Тьмы приказал подготовить вас к ужину!
На пороге стояла девушка в черном, опустив глаза.
— Какую прическу изволите? — произнесла она, осмелившись поднять на меня взгляд.
— Слушай внимательно! — оживилась я, тряхнув шерстью. — На спине мне колосок! На груди два хвостика! Здесь и здесь! И косу на попе! На ногах можешь сделать букли! Спереди выстриги мне сердечко, а на голове что-нибудь пышное, торжественное!
Служанка ничего не ответила, закатила глаза и рухнула на ковер.
— Работать никто не любит, — согласилась я, деликатно, ногой выпихивая ее за дверь. Она приоткрыла темные глаза, а я склонилась над ней.
— И подмышками, пожалуйста, сделайте рыбий хвост! Чтобы вид соответствовал запаху! — попросила я, улыбаясь. Контрольный выстрел сработал моментально. Пожав плечами, я закрыла дверь.
Время шло, а я скучала, ожидая ужина. Ладно, придется идти распущенной!
— Вы готовы? — послышался мужской голос за дверью.
— Всегда готова! — произнесла я, предвкушая ужин. Ничего, сейчас поем, отдохну и слиняю отсюда, оставив на полу комья шерсти и большой горячий привет. — Он крылат, я мохната. Передайте его божественной сучности, что уроды должны держаться вместе!
— Тебе повезло, что Бог Тьмы держит слово, — надменно фанатичный произнес голос за дверью. — Он пообещал, что девушки, согласившиеся проехать голыми по улицам, неприкосновенны!
Значит, у меня есть индульгенция? Я предвкушала ужин, мысленно прикидывала с чего начну. Желудок вторил урчанием, а я вспомнила сладкий вкус чего-то такого прекрасного… Сощурившись, я вспоминала, как называется коричневая штука в шуршащей фольге. Нет, фольгу я помню… О! Вспомнила! Шоколадка… Я представляла тающую во рту шоколадку, понимая, что за нее готова продать душу даже богу тьмы.
— На ужин! — произнес голос за дверью, а я понеслась к двери, дергая ручку.