Малиновое утро плыло перед глазами, парк торжественно догорал.
— Я в порядке, — икнула я, выставляя вперед руку. — Я сама как-нибудь…
— Что случилось? — послышался голос, а я подняла глаза, видя разительную перемену в моем спутнике, который с удивлением рассматривал корону, снятую с рога и воздушные шарики, которые до сих пор катались по земле от каждого порыва ветра.
— А что? Не видно? Женщина за рулем вполне может возглавить всадников апокалипсиса, — с трудом выдавила из себя я, опираясь на груду искореженного металла и глядя на перечеркнутую черным тормозным путем печать магов. Мой взгляд упал кирпичную стену магазина и на гармошку капота. На стене виднелся горелый отпечаток человека, а я смотрела на долгий и, видимо, последний поцелуй машины и стены, мрачно оценивая будущий урон нервной системе.
Оливьер смотрел на круг, пока я надеялась, что слабость и головокружение пройдут сами собой.
— Погоди-ка, — послышался голос, а на меня посмотрели пристально. — Ты решила меня спасать?
— Нет, просто угнать твою машину, — мрачно ответила я, щурясь от боли. До чего же яркое это солнце! Можно как-нибудь убавить яркость? — Мог … ой, могли бы хотя бы спасибо сказать…
— Кто разрешал тебе вмешиваться? — послышался голос, далекий от дружелюбного. — Я давал разрешение? Нет. Не давал.
— Я была уверена, что тебе… то есть, вам… Уже вам… Черт, сложновато перестраиваться! Угрожает опасность, — произнесла я, чувствуя, что меня отчитывают, как школьницу.
— Для меня, чтобы ты понимала, это — детский рисунок на асфальте! — доносился до меня строгий голос, пока я закрыла глаза и морщилась от каждого слова.
— А я откуда знала? — возразила я, держась из последних сил. — Вот больше — палец о палец не ударю, а все потому, что…
Видимо, во мне села батарейка. Иначе, как объяснить то, что очнулась я на чужих руках, с трудом разлепляя глаза.
— Что с тобой? — послышался голос, а я смотрела на лицо, склонившееся надо мной и внимательный взгляд.
— Да вот, что-то вздремнуть захотелось, — мрачно отозвалась я, чувствуя себя вдовой капитана Очевидность. — Дай-ка, думаю, вздремну часок. Я же очень люблю спать на земле. Считай, это моим хобби…
— Я не понимаю, — произнес Оливьер, глядя на меня так, что я слегка усомнилась в происходящем. Он что? Понять не может, что мне как-то не очень хорошо? — Тебе больно?
Ну наконец-то! Догадался!
— Да нет, блин, щекотно, — выдохнула я, пытаясь прийти в себя и пощупать, что же так болит на лбу. Ого! Ничего себе шишка!
— Я забываю иногда, что ты — не демон, — выдохнул Оливьер, а я смотрела на него, чувствуя, что могло быть и хуже.