— Вы уже вернулись? — спросила я, натягивая одеяло на грудь.
— Не хочешь сказать мне что-то напоследок грязная тварь? У тебя есть время, чтобы раскаяться в своих грехах! — грозно произнес Одуванчик, вызывая у меня приступы умиления. Не топор красит человека, между прочим. А человек — топор! В основном другим человеком.
— Мне все перечислять или можно какие-то не упоминать? — поинтересовалась я, глядя на то, как топор тащится по полу вслед за обладателем.
— Это ужасное преступление! И нет тебе прощения! — гордо произнес Одуванчик, подходя к кровати. Мне хотелось спросить его, не тяжело ли? А потом подумала, что неприлично девушке помогать маньяку.
Я понимаю, почему маньяки всегда выглядят не очень. Они следят за всеми так усердно, что у них не времени следить за собой.
— Сначала я убью тебя, а потом твоего хахаля! — грозно произнес пробник маньяка, с трудом подтаскивая к кровати топор.
— А можете начать с него? — обрадовалась я, тут же возводя «маньяка» в почетные герои. Я даже освободила на всякий случай место в моем личном пантеоне, потеснив пожарного с плаката и красавчика из каталога косметики! «Как умер?» — слышался в голове голос Лупа. «Силами всего мира!» — отвечаю я, скромно потупив глаза.
— Я следил за тобой! Не хочешь сказать мне что-то напоследок грязная тварь? — полыхнули гневом глаза маньяка, который в случае опасности может спрятаться за топором.
Внезапно топор поднялся, а я испуганно метнулась на другую часть кровати. Топор опустился, а на белоснежной простыне появилось алое пятно. Ничего себе! Одуванчик бросил топор, подошел к окну, открыл его и … послышался пронзительный крик: «Аааааа!», а затем «шлеп!». Кто у нас тут сдает норматив по прыжкам без парашюта? Я бросилась к окну, выглядывая вниз. Никого.
Я доковыляла до постели, видя, что никакой крови нет, улеглась в нее, чувствуя, что просто падаю от усталости.
— Попалась на горячем! — снова послышался голос, а я лениво приоткрыла глаз. — Что ты здесь делаешь?
— Забиваю водосток своими волосами, — ответила я, краем глаза глядя на обладателя разряда тока и мастера по оконному спорту.
— Это ужасное преступление! И нет тебе прощения! Не хочешь сказать мне что-то напоследок грязная тварь? У тебя есть время, чтобы раскаяться в своих грехах! — сощурился Одуванчик, грозно сопя.
— Хорошо, так и быть. Ела после шести — это раз, однажды надела черны лифчик под белую блузку. Вру. Не однажды Один раз пересолила суп, поставила горячую кастрюлю в холодильник, забыла побрить ноги перед тем, как надеть юбку… Три раза сожгла котлеты… Дальше перечислять? Там еще страшнее! — скорбно вздохнула я, глядя, как багровеет от гнева лицо Одуванчика. Нет, а что? Как города сжигать, так мужики — герои, а как котлеты пригорели — дура косорукая?